Уровень: Магия
Шрифт:
— Но ведь люди не знают, что здесь можно чему-то научиться. Им сказали: «Вот семечки, вот конец пути, а за ним осуществление желаний». Разве можно их винить?
Морэн улыбнулся. Без упрека и без слов. И в этой улыбке проглянула многослойная мудрость, накопившаяся за годы хождения по местным тропам, за гирлянды тихих вечеров у крыльца, за часы кропотливого анализа и сложных размышлений.
Она заметила, что он часто молчал. Не тратил лишних слов, не спорил, не корил, не наставлял — просто жил и постигал что-то свое. И ей, как любопытному щенку, отчего-то хотелось
Странное желание. И вообще, в последнее время ее постоянно обуревали странные желания; пришла с конкретным намерением и, кажется, за три дня полностью растеряла его. Сидела теперь непонятно где, у затерянной в бескрайнем лесу хибары, и наслаждалась компанией почти что незнакомца. А, главное, и уходить-то не хотелось.
Одежда высохла. Солнце скрылось за плотным переплетением листвы и веток, костер почти прогорел. Майк отошел в дом; Марика почему-то подумала про сервала.
Она отыскала его — мокрого и взъерошенного — под дальним деревом.
— Арви, иди сюда. Я тебе мяса принесла. Поешь. Ну, иди, не бойся…
Кот жадно смотрел на мясо, но с места не двигался, лишь настороженно подергивал длинными ушами.
— Ну, давай же, Арви! Пора уже понять, что ничего я тебе не сделаю.
Как приблизился проводник, она не услышала, но при звуке его голоса не вздрогнула.
— Вы дали ему имя.
Марика смутилась.
— Дала. Раз уж он идет за мной. — Она робко улыбнулась. — Я его кормлю иногда.
— Теперь он ваш. Раз вы дали ему имя.
Морэн ушел, и Марика, растерянная и удивленная — как это, кот теперь ее? — осталась стоять на месте.
На лес неслышно опускались сумерки.
Толстовка напиталась запахом костра.
Надевая ее, Марика чувствовала сожаление. Ей самой нечем развести костер — не посидеть одной, не полюбоваться всполохами огня, не поговорить о мелочах или о важном, не поделиться мыслями и чаем. Дальнейший путь вновь предстоит одной.
Это желание пришло неожиданно, ворвалось, как, бывает, врывается в сердце мечта — искрящаяся, светлая и настолько сильная, что противостоять невозможно, и она поддалась. Расстегнула упакованный уже рюкзак, нащупала дно, отыскала пальцами мешочек.
Он сказал, что ему пора. Пора проводить занятие, и, значит, пора и ей, но все же она попросит об этом одолжении, попросит со всей искренностью и от всего сердца.
Майкл стоял у костровища, смотрел на переливающиеся оранжевым угли; вновь в куртке, собранный, ушедший в свои мысли. Марика накинула лямки рюкзака на плечи, приблизилась и дождалась, пока на нее поднимут глаза. Затем выдохнула и спросила:
— А вы могли бы приходить иногда ко мне?
Темные брови удивленно приподнялись. Она сбивчиво пояснила:
— Приходить, чтобы просто поговорить. Когда… если у вас будет свободное время… Ведь вы всегда знаете, где и кто находится здесь, на Уровне? Я не прошу меня учить или рассказывать, как или куда идти, как проходить испытания. Просто поговорить. Быть может, у меня все-таки получится сделать кофе.
Он молчал. Просто стоял и смотрел на нее, не произнося ни слова.
«Понимаете, одиноко, — хотелось сказать ей, — мне просто иногда одиноко вечерами. А с вами почему-то хорошо, спокойно…»
Она молчала тоже. А потом вытянула вперед руку и раскрыла ладонь.
— Это самое ценное, что я могу предложить вам взамен. Пожалуйста, возьмите.
На ладони, устроившись между линией ума и линией сердца, лежало семечко.
В тот вечер она долго смотрела на звезды.
Любовалась их далеким мерцанием, слушала невидимых в траве сверчков и думала о том, что сейчас, где-то далеко отсюда, у другого костра незнакомые ученики слушают спокойный убаюкивающий голос, рассказывающий о том, как можно по-особенному чувствовать мир. Они, наверное, смотрят в оранжевое от отсветов пламени лицо, пропускают через себя каждое слово, внимают глубине мысли, прислушиваются к новым ощущениям и постигают неведомое ей Знание. Отражают свет поленьев серые глаза, совершают неторопливые жесты руки, шевелятся губы….
Магия вдруг сделалась большой — необъятной, простершейся от края до края ночного неба; где-то там он, рассказывающий о мире, а где-то в другом месте она, сидящая перед палаткой и под покрывалом из звезд, слушающая тишину.
Арви улегся рядом, почти у бедра. Впервые так близко, и от этого делалось тепло. Она пока не пыталась гладить его — рано, просто наслаждалась зародившимся робким доверием, ощущала его, опасалась даже смотреть прямо, чтобы не спугнуть.
Когда-нибудь она, возможно, коснется рыжей шерсти. Позже.
Марика достала из рюкзака зеркало, дождалась, пока поверхность прояснится и без предисловия прошептала:
— Зеркало, он взял семечко. Слышишь? Взял.
И впервые туман на его поверхности сложился не в слова, а в улыбку.
Глава 7
Утро принесло с собой прохладную свежесть, бодрость, трезвость мышления и новые мысли. А, может, и старые, лежавшие как прошлогодние листья на дне ручья — хлынул звенящий поток, и они всколыхнулись, сорвались с мест и понеслись, закружившись, вниз по течению, наполнили голову забытыми идеями и стремлениями.
«Все-таки не стоит отказываться от денег, — думала Марика, шагая по покрытой хвоей тропе утонувшего в прозрачном утре леса, — не стоит. Да, жадность бы усмирить, поумерить, но отказываться совсем? Нет, глупо».
Майк, тот самый Майк, о котором она почему-то полночи думала и никак не могла уснуть, ворочаясь в палатке, пояснил, что предсказанное кристаллами будущее вероятно, но не обязательно. Если провести анализ и работу над ошибками, оно наверняка изменится.
Кем она станет, если откажется от денег? Вернется к разбитому корыту, к знакомой клавиатуре и чужим идеям, которые Железный Арнольд решил облачить в очередной идиотский сценарий? Возьмется за старое — опять пахать на дядю, мечтать о большем, негодовать, что снова чего-то не смогла, не добилась? Ну, уж нет. Работа над ошибками — да, отказ от материального — нет.