Урожай собрать не просто
Шрифт:
Когда любимица господина Клауса издала короткое жалобное поскуливание, я пожалела о своих недобрых мыслях и, бездумно рискуя собственным здоровьем, сделала шаг ей навстречу.
— За тобой-то, по крайней мере, он точно вернется. Надо только подождать. — Я положила руку ей на голову и при этом, на удивление, осталась с тем же количеством пальцев. — О себе я такого, увы, сказать не могу.
Шершавый язык неожиданно прошелся по моей ладони, и сердце, только что ломившееся в ребра, свалилось куда-то в одну из пяток. Не быть мне дрессировщицей — пусть
— Ладно-ладно, — я осторожно убрала руку, — не нужно мне твоего сочувствия. У меня, между прочим, еще дела.
Но немедленно предпринятая попытка выйти из кабинета не увенчалась успехом: Зельда прихватила пастью мою юбку, и, услышав характерный треск ткани, я моментально пожалела, что сегодня отказалась надеть очередное творение Михея.
— О боги, да ничего я не сделаю на фабрике твоего драгоценного хозяина! Ты же собака, — мне ничего не оставалось, как только воззвать к инстинктам животного, — ты должна чувствовать благие намерения!
В тот момент, когда мой голос достиг своей наивысшей трагической интонации, внизу что-то неожиданно и резко хлопнуло. Мы с Зельдой замерли и серьезно посмотрели друг другу в глаза: я — закрыла рот, она, наоборот — открыла пасть и выпустила мое платье.
— Идем? — скорее предложила, чем скомандовала я. Уж больно страшно стало спускаться вниз одной.
На первом этаже оказалось неожиданно холодно — что-то я не заметила ничего подобного, когда проходила тут десятью минутами ранее. Так и есть: в одном из кабинетов было открыто окно. Занавеска белым привидением колыхалась на сквозняке, впуская внутрь редкие снежинки.
А безопасность-то ни к лешему. Сейчас бы сюда приказчика с его плакатами. «Уходя, закрывайте окна и двери! Живем не в пещере, хоть воры, что звери!» Нет, далековато мне еще до краткости Феликса.
Я закрыла окно, пока все бумаги не разлетелись со столов, и поспешила по коридору догонять Зельду, которая уже обнюхивала переход в главный цех фабрики. Может, не так уж и права я была со своими догадками о нечисти? Духи через окно не лазят, да и запах вряд ли оставляют. Любимица фабриканта встала во весь свой почти двухметровый рост и заскребла когтями по двери — неплохой намек на то, что пора бы извлечь из моего пребывания здесь единственно возможную пользу. Я подвинула Зельду и открыла щеколду, конструкция которой была недоступна собачьим лапам и зубам.
Догиня тут же кинулась внутрь и, едва я успела опомниться, разразилась лаем. Ничего не оставалось, как только поспешить следом. Я пронеслась по коридору между цехами, подгоняемая полными безлюдьем и приглушенным светом болотной плесени, закрепленной в банках на стенах, — наихудшего места для прогулок в праздник Темной ночи не придумаешь. Одна из дверей оказалась распахнута настежь, в проеме открывалась крайне занимательная картина. К гигантскому круглому чану была приставлена лестница, на верхних ступенях которой стоял человек с плошкой, наполненной каким-то черным порошком, внизу заливалась лаем пятнистая собака. Лестница шаталась.
Моментально
— О боги, что вы делаете? Вы же сейчас свалитесь! Вы же покалечитесь! — запричитала я внизу, пытаясь оттащить догиню, чтобы та от избытка энтузиазма не толкнула человека, а вернее, содержимое его плошки, в чан. — Держитесь за лестницу и медленно спускайтесь, я послежу за собакой! Как же можно так самоотверженно работать в праздник! Аккуратно ставьте ногу на ступеньку и, умоляю вас, держитесь покрепче!
Человек не был со мной знаком и, естественно, предположил, что его приняли за работника фабрики. А уж все эти ахи-вздохи довершили дело — преступник сделал шаг на ступеньку вниз. Он справедливо рассчитывал, что ему удастся уйти отсюда безнаказанно, пусть и не совершив своего темного дела.
Операция по обезвреживанию была бы проведена с фантастическими легкостью и изяществом, если бы мне не помешали.
— Виктор, это снова ты! — От строгого голоса вздрогнули и я, и преступник. — Говорила же тебе больше не приближаться к фабрике! А ты, значит, отомстить решил?
На пороге цеха стояла леди Филиппа, настолько устрашающая, что преступник поспешил наверстать сделанный вниз по лестнице шаг.
— Не подходите! — закричал он визгливым голосом. — Иначе я кину это в чан!
— Вот видите, Николетта, что делает глупая женская жалостливость! А ведь я его тогда даже городовому не сдала, пожалела! Сначала, когда деньги из кассы таскал…
— Так ведь на хлебушек же… — блеющим голосом перебил злоумышленник, и хозяйка указала на него рукой: вот, дескать, полюбуйтесь, как слезу выдавливает, актер!
— Потом, когда курил на территории склада…
— Так от голодной жизни разве ж не закуришь, — еще жалобнее и еще пронзительнее, аж губа дрогнула, затянул вредитель, а потом с неожиданной обидой крикнул: — Ну а выгнали вы меня за что?
— Ты на работе неделю не появлялся! — Глаза хозяйки метали молнии.
— Так, когда курить запрещают, поневоле запьешь!
По всему выходило, что леди Филиппа — женщина злая, сварливая и любящая притеснять беззащитных работников. Как оказалось, такой несправедливости не могла выдержать не только я, но и Зельда. Собака, движимая стремлением встать на защиту поруганной чести своей хозяйки, вырвалась у меня из рук и со всего наскоку толкнула лестницу, приставленную к чану.
Конструкция зашаталась, вредитель неловко взмахнул руками и стал падать. Мы с леди Филиппой слаженно охнули и прижали руки к груди: не то чтобы нам было жалко человека, но вот взлетевшая над чаном плошка, полная черного порошка, завладела нашим вниманием безраздельно. Падение уволенного рабочего и радостные рыки Зельды, которая заскакала вокруг него (и по нему), тоже остались без нашего зрительского участия, потому что плошка вопреки всем законам природы зависла в нескольких сантиметрах от края чана.