Урожай собрать не просто
Шрифт:
— Одно могу сказать точно: в том, что женщины верят и надеются, нет заслуги мужчин. — Я решила все же хоть как-то обозначить свое участие в разговоре.
— Ах, бедняжка, и вас уже в столь юном возрасте постигло разочарование, — начал наклоняться ко мне господин Жерон.
— Если вы попробуете потрепать меня по щеке, честное слово, я вас укушу. — В моем голосе слышался смех, но и щепоть угрозы тоже присутствовала.
Леди Филиппа, Лилия и Сара разразились аплодисментами.
Партнер фабриканта всплеснул руками и рассмеялся:
— Окружен и разбит! Ох уж эта женская солидарность!
После
Опять же странный старик (было нечто подозрительное в том, что он околачивался на фабрике, где кто-то неуловимый творил безобразия). А леди Филиппа наотрез отказывалась даже рассматривать версию с разбушевавшейся нечистью. Я, как человек, находившийся в непосредственной близости от места двух последних происшествий, могла сказать, что вся ситуация отдавала какой-то сверхъестественностью. Поэтому, промаявшись три дня (соответствующая приличиям пауза между двумя визитами), я снова отправилась на фабрику, но на этот раз в компании своих младших братьев. Ерема удалось заманить обещаниями предоставить в его полное распоряжение хулиганистых духов и высказыванием своих подозрений насчет старика с рябиной. Оська увязался за нами сам, и избавиться от него гуманными методами не было никакой возможности. Он кричал, что тоже хочет развлекаться, любит домовых, обожает кикимор, страсть как расположен ко всем старичкам в шляпах и даже согласен есть рябину, и не обращал внимания на скромные замечания о том, что я желала защитить фабрику, а не привести в нее очередного разрушителя.
Несмотря на все опасения, леди Филиппа обрадовалась моему нежданному визиту, а в особенный восторг пришла от Ерема. Она тискала его и щекотала, а мальчишка, как самый настоящий ребенок, хохотал без умолку у нее на коленях. Подобное зрелище вызвало нешуточный диссонанс в нашем с Оськой мировоззрении.
— Ну что вы на меня так смотрите? — смеясь, воскликнула сестра фабриканта. — Какой прелестный мальчуган! А глазенки-то, глазенки какие умные!
Ерем тут же осознал свой промах и с успехом изобразил бессмысленный детский взгляд. Очевидно, по какой-то причине леди Филиппа ему нравилась.
— Как хорошо быть молодым, — вздохнул Оська, сломленный грузом одиннадцати прожитых лет. — Вот почему на меня так уже никто не реагирует? Я старый и некрасивый, да?
— Ты рогатку в карман спрячь, — посоветовала я, — залечи все синяки и ссадины и причеши свой боевой хохолок, авось кто-то и купится.
— Тебе не понять…
Куда уж мне, древней развалине.
— Ох, дорогая, если бы вы знали, как я хочу иметь детей! — Леди Филиппа наконец опустила Ерема на пол и погладила его по золотой голове. — Но все мужья оставляли мне после себя только деньги. Это неблагодарно и неблагородно с их стороны, как считаете? — Ответа она от меня не ждала. — Николетта, покажите мальчикам двор, а я закажу экономке
Мальчики едва дождались, пока женщина выйдет из передней, где происходило действие, и повлекли меня в сторону, противоположную выходу во двор — к двери, ведущей в коридор, который соединял между собой дом фабриканта, контору и главное здание фабрики. Оставалось только надеяться, что в выходной день на нас будут обращать меньше внимания. Учитывая то, что вариант с охотой на нечисть изначально не рассматривался как реалистический, сложно станет потом объяснять леди Филиппе, отчего мы втроем гуляли по помещениям, где нас быть не должно.
— Ого! — восторженно сказал Оська, заметив ряд рычагов и выключателей на стене главного цеха. Глаза мальчугана загорелись так, что в помещении стало немного светлее.
— Даже не думай. — Я перехватила его за запястье правой руки, пальцы на которой уже начали нетерпеливо перебирать воздух.
— Ну всего один! Я только опущу — и сразу включу обратно. Никто и не заметит.
— Я замечу.
Тем временем, пока я отвернулась, Ерем стал выводить мелком на полу какую-то заковыристую клинопись. Увидев, как быстро надписи расползаются по полу, я схватилась за голову:
— Ты что делаешь? Кто будет это стирать?
— Только на знаки не наступай, а то…
Это «а то» было таким многозначительным, что я сделала шаг назад и продолжила увещевать юного любителя наскальной живописи с безопасного расстояния:
— Почему нельзя было написать все это заранее на бумаге?
— Потому что на бумаге духи не водятся.
Тут безлюдное помещение прорезал чужой крик:
— Замри! Замри, паразит!
Я мигом оглянулась и увидела Оську в шаге от вожделенных рычагов. К нему на крыльях административного гнева летел уже знакомый приказчик Феликс: в одной руке у него болтались листы бумаги с какими-то надписями, а в другой был зажат тюбик с клеем. Мой опытный хулиган мастерски сделал вид, что просто разминается, и до всех рычагов в мире ему нет никакого дела.
Но Феликс еще долго не унимался:
— Не смей! Не смей здесь ничего трогать! — и тут же в нем взыграли вполне объяснимые подозрения. — Мальчик, ты вообще чей?
— Мой, — при ближайшем рассмотрении стало видно, что на одной полосе бумаги в руках приказчика было написано «не есть!», а на другой «не курить!». Учитывая то, что совсем недавно на котле с жидкостью, напоминающей кисель, я видела надпись «не пить!», становилось крайне любопытно, на что предполагалось наклеить данные шедевры краткости. — Извините, мы пришли в гости к леди Филиппе, а дети убежали.
Оська посмотрел на меня очень неодобрительно, будто я свалила на него вину за съеденное на кухне печенье.
— Эй, эй, эй, что ты делаешь? — Это Феликс заметил творчество Ерема.
— Ох, простите, ребенок буквально неделю назад научился писать — теперь пишет на всем, до чего может дотянуться.
На этот раз взгляд Оськи выражал одобрение и восхищение моей наглостью, а юный гений, ни на минуту не прекращавший орудовать мелком, даже саркастически хмыкнул себе под нос.
— Вы мне это прекратите! Держите в руках своих мальчиков! — Приказчик стал остервенело стирать надписи подошвой ботинка, не замечая полного ужаса взгляда Ерема.