"Урожайная Луна"
Шрифт:
— Азимут один градус, — сообщил Джилсон. — Тридцать секунд. Они пойдут по высокой траектории менее чем через пятнадцать секунд после того, как покажутся над горизонтом, так что приготовьтесь.
— Вас понял. — Я чуть опустил камеру, прихватывая больше горизонта и надеясь, что нацелил ее в нужную точку — чуть выше дальней стены кратера и намного южнее точки, где мы находились. — Смотри в оба, Мит. Если увидишь светящуюся точку, дай знать.
— Хорошо. Вот она.
— Билл!
— Вижу. — Над горизонтом, слегка покачиваясь, восходила белая точка. Впрочем,
— Da, khorosho. Kuda mne itti, napravo ili nalevo?
Ни слова не понял. Конечно, я учил латынь в средней школе и немецкий в колледже. В сороковые годы практически никто не учил русский. Но голос прозвучал так, словно они были… ну, не знаю. Озадачены?
— Как-то странно идут… — подал голос Мит.
— Idite pryamo, — послышался другой голос. Чуточку нервный.
— Shto? — спросил первый голос.
Второй голос — неожиданно громче, резче, очень торопливо:
— Vtoroi povorot napravo!
— Господи!.. — пробормотал Мит.
Теперь картинка в видоискателе была уже не просто качающимся мазком огня. Из пастельного пламени торчали четыре паучьи ноги, две из них указывали в небо.
— Думаю, уже больше пятнадцати секунд… — буркнул я. Первый голос, почти в панике:
— Ya zabludilsya…
Мне пришлось резко поднять камеру, чтобы изображение не ушло из верхней части кадра. Внезапно я смог разглядеть сквозь пламя корпус посадочного модуля — две состыкованные зеленоватые сферы с какими-то выступами на поверхности. Я оторвался от видоискателя и взглянул в небо.
— Ничего себе!
— Ты их теряешь в кадре Билл, — сообщил Джилсон.
Я вернулся к видоискателю, и тот же встревоженный голос произнес:
— Eto ochen stranno… Ya… ya… Idite vperjod!
Тут до меня дошло, что камера уперлась в ограничитель и нацелена почти вертикально. Дальше ее не поднять.
— Господи, ребята! Мотайте наверх! — крикнул Мит.
Когда я отпустил камеру, она начала опрокидываться, но я не стал ее удерживать, потому что задрал голову и смотрел.
— Боже мой!
«Орел» летел прямо надо мной, всего метрах в двухстах, и казался большим, как авиалайнер. А пламя… оно внезапно затрепетало, выпустив струйки оранжевого и розового, и угасло. Здесь и там на корпусе засверкали вспышки поменьше.
Реактивные двигатели ориентации. Корабль начал крениться вперед, пытаясь встать вертикально. Принять нужное положение, чтобы отстрелить лунный модуль и рвануть вверх, на орбиту.
— Bozhe!.. — воскликнул кто-то из русских. И добавил намного тише: — Gde mne slezt? Pozhaluista, otkroite okno…
Я увидел сноп искр, когда «Орел» чиркнул по гребню кратера, потом ничего. Темнота. И, разумеется, тишина.
Стоя возле лунохода и глядя на установленные там приборы, Мит сказал:
— Интересно. Два больших сейсмических события и три поменьше. И никаких толчков после. — Он посмотрел на меня. — А знаешь, русский-то пошутил. Перед самым концом.
Я тряхнул головой, рассматривая
Я поднял штатив с камерой и принялся отсоединять разъемы, расстегивать защелки и укладывать оборудование для перевозки. Ничего. Ничего. Теперь кто-то похоронен на Луне. Удивительно, но до сих пор, несмотря ни на какие происшествия, никто еще не погибал за пределами земной атмосферы. Да, конечно, Комаров погиб, когда «Восход-6» разбился в 1967 году, почти за два года до того дня, когда экипаж «Аполло-1» сгорел прямо на стартовой площадке, но то, что его убило, врезалось в Казахстан на скорости четыреста миль в час.
Я помнил, как русские переживали тяжелые времена в первый год после смерти Сергея Королева на операционном столе, когда Мишин и Глушко боролись за контроль над его наследием. Сперва, после гибели Комарова, с треском провалилась встреча на орбите и стыковка «Восхода-4» и «Восхода-5». Какое-то время казалось, что они безнадежно отстали, и всех нас поразило, когда в конце 1968 года ракета-носитель Челомея «УР-500» вывела «Алмаз-1» на околоземную орбиту. Ладно, орбитальная станция, сказали мы. И очень гордились, пока они через три года не вывели свою станцию на орбиту вокруг Луны.
— Эй, ребята! — пробился в наушниках голос Джилсона. — Пилот «Алмаза» говорит, что все еще принимает телеметрию с «Орла». — Где-то в черном небе над нами сейчас летит Валерий Быковский, смотрит на мониторы и начинает сознавать, что возвращаться ему придется в одиночестве.
— Голос? — уточнил Мит.
— Нет. Только технические данные.
— А вы, парни, разве не видели схему, которую нам послали факсом на прошлой неделе? — спросил я. — Голос и биомедицинская телеметрия идут через направленную антенну на взлетной ступени. А все остальное передается ненаправленными штырьковыми и проволочными антеннами. — Я повернулся и взглянул на гребень кратера. Хотя следы были совсем свежими и останутся неизменными еще геологические эпохи спустя, я все же с трудом разглядел небольшие шрамы в том месте, где корабль чиркнул по грунту.
— По словам пилота, передаются базовые команды управления взлетом. Он говорит, что у них, очевидно, произошло разделение ступеней уже после того, как корабль срикошетил от вершины горы… но трудно сказать, из-за чего. Или аппаратура сработала от удара, или процедуру запустил бортовой компьютер. Они также запустили систему команд по аварийному разделению и взлету, но…
— Вы как хотите, а я не полетел бы с русским компьютером, — заявил Мит.
— А я теперь не захотел бы полететь с одним из наших. — На «Джемини R» стоял модифицированный компьютер с «Аполло» — вершина технологии начала шестидесятых, но пару месяцев назад Билли показал мне свой новенький калькулятор «Роквелл», спел песенку про «большие зеленые цифры» и поведал, сколько этот малыш стоит. Я попросил его купить такой же и мне — как подарок к возвращению домой.