Урожденный дворянин
Шрифт:
– Итак, – резюмировала Мария Семеновна, – что теперь?
– А что? – поднял голову Никита. – Да все то же. Будем гнуть свою линию, и будь что будет. Не может же Елисеев всех купить. Ответит по закону. Правда, прокурор… – недоговорив, он махнул рукой. – Ладно, прорвемся… Но стеречься нам надо пуще прежнего… Мария Семеновна, вашим ребятам временно лучше вообще в увольнительные не ходить. Степаныч, а ты… Конечно, сам решай, но… у тебя семья. Может, заберешь заявление? Чтобы Елисеева прижать, нам и одного заявления хватит.
–
– Ну… это твое право. Эх, поставить бы к твоим в больницу охрану, но кто санкцию даст? А ты, Олег, что молчишь?
– Мне надобно право свободного выхода с территории детского дома, – сказал Олег, обращаясь к Марии Семеновне. – Неразумно всякий раз, когда возникнет такая необходимость, утруждать вас выписыванием увольнительных.
– Н-ну… – поколебавшись, проговорила директор. – Ладно… Пусть. Получаешь такое право.
– А что касаемо выводов… – задумчиво произнес Трегрей. – Да, сегодня ночью я понял… Я думал, мы сражаемся с одним человеком. А оказалось, мы сражаемся со всей государственной системой в целом. Но ведь это… невозможно? А получается, что – возможно. Вот этого я никак понять не могу. Никак не могу.
Он помедлил, потом обвел взглядом всех, кто был в кабинете.
– Как же вы живете здесь?.. – проговорил он. – На серьезе… ведь нельзя так жить…
Раздался стук в дверь. После разрешающего: «Да!» – от Марии Семеновны, дверь открылась, и в кабинет шагнул крепкий парень в джинсах и рубашке. Он раскосо улыбнулся, общо поздоровался, а к Трегрею обратился отдельно:
– Будь достоин!
Олег поднялся ему навстречу.
– Долг и Честь! – ответил он.
– Нуржан Алимханов, – представил Никита Ломов вошедшего. – Наш сотрудник… бывший, только что уволился. Вот вам, Мария Семеновна, кандидатура на освободившуюся должность охранника. Он – надежный человек. Наш человек, я ручаюсь.
– Если вы рекомендуете, Никита, я только «за», – ответила Мария Семеновна.
– И я, – неожиданно сказал Олег.
Глава 5
Лена и Тамара, как утверждали врачи, шли на поправку. Выйдя из больницы, Николай Степанович открыл багажник своей «девятки», положил туда звякнувший пакет с пустыми банками, в которых приносил родным еду. Глаза Переверзева были мокры, в горле что-то подрагивало…
Теперь для него было даже удивительно, что раньше он воспринимал жену и дочь как… нечто само собой разумеющееся. Раздражался, покрикивал на них… Какими незначительными сейчас казались ему те проблемы, которые он еще совсем недавно полагал очень важными. Неразумные кредиты Тамары,
Николай Степанович сел в машину, закурил. И тотчас же зазвонил его телефон. Переверзев завозился на сиденье, чертыхаясь и торопясь вытащить трубку из заднего кармана. Но, вытащив, вдруг замер на пару секунд, прежде чем перевернуть аппарат таблом кверху.
А решившись перевернуть, скрипнул зубами. Неприятное предчувствие оправдалось: «номер скрыт» – извещала надпись на табло.
– Опять, с-суки… – сквозь зубы выдохнул Николай Степанович.
Он поднес телефон к уху:
– Да?
Ответом ему была тишина. Только что-то тоскливо потрескивало в динамике.
– Алло! – рявкнул бывший прапорщик. – Чего молчим?! Долго молчать будем?
Этот звонок от неведомого абонента, скрывающего номер, был уже третьим за последние два дня. И предыдущие два раза неизвестный, как и сегодня, молчал в трубку – до тех пор, пока сам Николай Степанович не отключался. И что больше всего настораживало Переверзева: звонили всегда в одно время. В течение пятидесяти минут после того, как он покидал больницу. И это вряд ли было случайным.
Николай Степанович не сообщал об этих звонках никому, даже Никите. Ибо – что мог Никита сделать? Выяснить реальный номер (или номера) звонивших? И что дальше? SIM-карты уничтожить легче легкого. К тому же, никаких угроз не было, просто молчание. Ошиблись номером – и все. Не придерешься…
Предпринять хоть что-то для защиты родных мог сам Переверзев. С первого дня, как ему поступил анонимный звонок, он практически все время находился неподалеку от больницы. Домой заезжал только изредка и ненадолго, ночевал в машине, рядом с больничными воротами.
В трубке что-то щелкнуло. Потом бодрый женский голос осведомился:
– Это больница?
– Что? – вскрикнул от неожиданности Переверзев.
– Это больница?
– Нет… – охрипшим голосом сказал он. – Ошиблись.
– Соедините меня с моргом, – словно не слыша, попросила его женщина.
– Что?
– Соедините с моргом, пожалуйста. Соедините…
– Ошиблись! – выкрикнул Николай Степанович. – Непонятно, что ли?
– …с моргом… Вы ведь писали заявление?
– Какое еще заявление?
– Это больница?
– Нет!
– Послушайте, – терпеливо и доброжелательно разъясняла женщина. – Это не мне надо, а вам. Вы ведь писали заявление, а не я.
– Да какое, к чертовой матери, заявление? Это мой телефон, мой!
– Заявление на два места. В морге. Разве не так?
– Ты что, не понимаешь меня, сука?!!
В трубке снова что-то щелкнуло. И голос женщины стал отчетливей, словно ближе. И зазвучал теперь по-новому, очень жестко:
– Это ты не понял. Если тебе места в морге не нужны – забери заявление…