Урожденный дворянин
Шрифт:
– Безусловно, – сказал Руслан Карлович, но уверенности в его голосе было маловато.
– Я гуляю сегодня! – перескочил на другую тему Елисеев и неловким движением руки смахнул на пол «Красную Шапочку». – Гуляю! Знаешь, как мой прапрадед гулял? Небу жарко было! И он мог себе это позволить, потому что по справедливости считался первым лицом Саратовской губернии! Как, впрочем, и я сейчас… в наше время… Эх, Афанасий Афанасьевич, ваше сиятельство… Олимпийские игры – слышишь, Кардинал? – Олимпийские игры в имении устраивал! Мужики его и молоты кузнечные метали, и в пруд сигали с ивовых веток…
«Зря я сюда приехал сегодня, – отодвигаясь, в который раз подумал Руслан Карлович. – Да он вконец одурел…»
– А что ты хмурый такой, а? – сильно толкнул Кардинала в плечо Елисеев. – Не позволяю тебе быть хмурым! Выпей! Выпей, это приказ! А то сверлит меня своими глазами… как иголки втыкает… Выпей! Налейте-ка ему чего-нибудь! – выпрямляясь на диване, крикнул он.
Через пару минут под требовательным взглядом хозяина Руслан Карлович через силу отпивал по глоточку из громадного бокала коньяк.
– Нет, не помогает… – сокрушенно покачал головой Елисеев. – Не веселеешь ты что-то. А я желаю, чтобы сегодня все веселились! Потому что я гуляю! Эй, Купидон! Что нам сделать, чтобы гостя нашего растормошить?
Встрепенулся Купидон, занятый тем, что сосредоточенно нащипывал лежащей в полной отключке «гимназистке» ноги, оставляя на голых ляжках алые кровоподтеки, похожие на следы от поцелуев напомаженными губами. Встрепенулся и, оскалившись на Кардинала, проговорил:
– А пусть девки этим займутся.
– И правда! – просиял Елисеев. – Эй вы, сикушки, ну-ка растормошите дядю! Пощекотите-ка его!
Этот призыв услышали четыре девчонки, находившиеся поблизости от дивана, где помещался их хозяин. Как играющие щенки, они сползлись к насторожившемуся Руслану Карловичу…
– Валяй! – заорал Елисеев. – Чего стесняетесь?! Взять его!
Четверо набросились на Кардинала с разных сторон – принялись щекотать его, дергать за одежду, хохоча и вопя. Руслан Карлович сидел, будто деревянный, пытаясь только прикрыть лицо и, в особенности, очки, которые с него ежесекундно пытались стащить. Поднялся шум и визг, и к забаве присоединились еще две девчонки: «японская школьница» и успевшая немного прочухаться, а затем снова опьянеть Настя Бирюкова в матросском костюмчике. Она под общий смех вылила на бритую макушку Руслана Карловича бутылку текилы.
Елисеев хохотал, выбивался из сил от хохота, задыхался, скаля белые крепкие зубы, колотил ладонями по упругому кожаному брюху своего дивана.
Никогда еще Кардинал не испытывал такого унижения.
– Ну, хватит! – вдруг резко оборвал веселье мгновенно и неожиданно успокоившийся Ростислав Юлиевич. – Пора заняться делом. Кардинал, брось дурака валять! Ты, посмотри, как увлекся девками… А вы, прошмандовки
Стена, окружавшая имение Елисеева, оказалась относительно невысока – метра в два с половиной. Но стилизация под средневековую крепостную стену придавала ей вид внушительный: казалось, из-за зубцов вот-вот выглянут суровые стражи, закованные в доспехи и вооруженные мечами.
Дорога некоторое время вела Олега вдоль этой стены и свернула к широким двустворчатым воротам, над которыми ярко светил в посмурневшей темноте фонарь. Олег только успел скинуть скорость, и ворота, завизжав, стали открываться.
«Нива» въехала во двор и остановилась. Олег огляделся – никто не встречал его. Хозяйственные строения, громоздящиеся по обеим сторонам ведущей в глубь двора асфальтированной дороги, были темны и безмолвны.
Трегрей медленно поехал дальше, внимательно осматриваясь. Скоро в свете фар он увидел еще одну стену, точно такую же, как и внешняя, только повыше: в три с лишним метра. И ворота были похожи на те, которые он проехал, но фонарь над ними не горел.
У ворот Олег притормозил. Створки, натужно вереща, начали расходиться, открывая море кромешной тьмы, в котором призрачным кораблем белел громадный особняк.
Парень проехал всего несколько метров, и в свет фар ступил человек в камуфляже. В одной руке он держал автомат, а вторую предупреждающе поднял вверх. Олег остановил автомобиль.
И тотчас вспыхнул ослепительный свет.
Мощный прожектор ударил сверху в крышу «нивы», одновременно зажглись фонари у ворот Чистого двора и над крыльцом главного входа в особняк. Желтые лучи автомобильных фар обессиленно растворились в этом залившем двор свете.
Олег увидел, что его «нива» стоит в широком кольце людей, одетых кто в камуфляж, кто в обыкновенные неприметные джинсы и футболки.
«Десятеро, – мгновенно охватил ситуацию Олег, – все вооружены: пятеро – автоматами Калашникова, трое – карабинами “Сайга”, один – охотничьей двустволкой, еще один – пистолетом… предположительно, системы Макарова…»
Парень сдавил в кулаках окружье руля. Вовсе не серьезное вооружение противника заставило его тревожно напрячься. В этих десятерых он без труда – по выражениям лиц, по позам, в которых они застыли, – прочитал людей, отлично умеющих обращаться с боевым оружием и привыкших без колебаний пускать его в ход.
– Олег Гай Трегрей! – раздался откуда-то сверху громкий, как-то неестественно вибрирующий (точно на чуть ускоренной записи) мужской голос. – Добро пожаловать в мое имение!.. Можешь выйти из машины. Только осторожно: не делай резких движений, и не вздумай выкинуть какую-нибудь штуку… Если есть оружие, выброси его в окошко.
– Имею честь предупредить, – отчетливо и громко сказал Олег. – Я – прирожденный дворянин.
– А я слышал об этом! – со смехом ответил ему тот же голос. – Именно поэтому ты до сих пор живой… Выходи из машины, дворянин! Не бойся, живым останешься. Но вот лапку тебе все-таки прострелят. Во-первых, в наказание за то, что ты моим ребятам на дороге по башке настучал. А во-вторых… резвость твою поумерить немного.