Урожденный дворянин
Шрифт:
Тот не ответил.
Все трое одновременно повернулись к парню. Олег стоял, чуть покачиваясь. Плотно стиснутые губы его подрагивали, на левом виске вспухла необычно остроугольным зигзагом, похожим на букву «Z», вена. Олег несколько раз выдохнул и жестом человека, приходящего в себя от сильного напряжения, провел ладонью по глазам.
– Тоже, что ли, заболел? – проговорил Миха.
И тогда задержанный Олег Гай Трегрей выкинул еще одну штуку, чем окончательно оглоушил полицейских. Он вынул из-за спины руки, на одной из которых болтались наручники. Наложил ладонь на удерживающийся на запястье браслет, коротко
– По моему разумению, в них и не было никакой нужды.
– Вот так фокусник… – выдохнул Миха. – Я такое только по ящику видел.
– Ничего не фокусник, – с некоторым сомнением сказал Нуржан. – Просто кое-кто браслеты надевать не умеет. А, Саша?
Дежурный Саша, втянув голову в плечи, снова промолчал.
– Я рад тому, что вы пришли ко мне, господа, – проговорил между тем Олег. – Я и сам желал говорить с вами, но… у меня есть основания полагать, что вы не воспринимаете мои слова на серьезе. И это весьма удивляет меня…
Под конец рабочего дня старший лейтенант Ломов здорово устал, но домой собираться не спешил – надо было еще поработать с кое-какими бумагами. Да и, честно говоря, не очень-то его и тянуло домой, в пыльную тишину пустой квартиры. Что там делать-то, дома? Прилечь с бутылкой-другой пива перед телевизором? Никита редко позволял себе такое, а, когда позволял, уже через полчаса начинал испытывать смутную тревогу. Ему уже двадцать три года, время уходит, а он ничего такого особенного в своей жизни еще не добился. Ну, старший лейтенант; ну, на хорошем счету… И только-то? Для кого-то это, может быть, и много, но уж никак не для Никиты Ломова. Пройдет каких-нибудь десять лет, и впереди уже замаячит пенсия. Времени мало. Разбег он взял хороший, теперь нужно достойно выдержать дистанцию. А полежать с пивом перед телевизором – это еще успеется…
Он поднялся, потянулся с хрустом и вытащил из-под стола гирю-двухпудовку. Встал напротив открытого окна и, размеренно дыша, принялся жать гирю вверх от плеча.
Обычно подобные упражнения, предназначенные, чтобы придать ясность мыслям и бодрость телу, отвлекали его и успокаивали. Но не сегодня. Из головы старшего лейтенанта все не шел этот странный парень, Олег Га й Трегрей. Кто он такой на самом деле? Действительно душевнобольной или?.. Впрочем, сейчас альтернативу психическому заболеванию Олега Никита придумать не мог. После того, что произошло в его кабинете утром, он сомневался, что на Олеге висит какая-нибудь криминальная история, по причине каковой он и вынужден скрывать свою истинную личность. Скорее всего, парень и вправду болен… Живет в своем собственном мире, в своей этой «империи». Случай, кстати, вполне классический. Раньше психи мнили себя наполеонами и иоаннами грозными, потом – рэмбо и терминаторами, а теперь – эльфами, хоббитами и прочими… грозными воителями всяких межзвездных империй.
«А здорово все-таки он врезал этому балбесу Монахову! – подумал Никита. – Хотел бы я посмотреть, как оно все было…»
Ломов усмехнулся и сбил ритм дыхания. «Качнул» гирю еще пару раз и снова поставил ее под стол.
В кабинет заглянул капитан Шелгунов, сосед старлея по коридору и тоже опер.
– Не ушел еще? – осведомился капитан. – Слушай, у тебя бумаги для принтера нет?
–
– Сколько не жалко, – откликнулся капитан и тут же уточнил, – листов двадцать.
Пока Ломов отсчитывал требуемое количество листов, Шелгунов присел на край стола.
– Черт-те что в конторе творится сегодня, – проговорил капитан, вытирая вспотевшую шею извлеченным из внутреннего кармана пиджака платком. – Слышал, Степаныч уволился? Говорит, какое-то место козырное нашел, но… чует мое сердце, врет он. Рыков на маршрут другой экипаж поставил, Ибрагимов домой спать пошел, а Монах весь день по этажам гуляет, язык чешет. Да, кстати, у тебя-то что произошло?
– У меня?
– Не у меня же… Монах трепанул. Говорит, задержанный барагозил. Молодой, борзый, даже в драку полез. А Монах его, вроде как, угомонил.
Старлей хмыкнул.
– Теперь он, Леха, то есть, мужиков подговорил – малость парня уму-разуму поучить, – продолжал капитан. – Ждали, пока Рыков уедет, а тот все сидит. Ну, не утерпели. Я их вот только в коридоре встретил…
– Что значит – «уму-разуму поучить»?! – вскинулся Никита. – Охренел он, что ли? Это ж мой клиент!.. Если вдруг что-то… меня же подтянут!
– Чего ты так дергаешься-то? – несколько даже удивился Шелгунов. – Монахов не дурак ведь. Следов не оставит. Первый раз, что ли? Так… поучит немного. В натуре, Никита, ну не оставлять же это дело без последствий! Пусть спасибо скажет клиент твой, что дела ему не накрутили. Если каждый начнет кулаками сучить и сотрудников мордовать, как тогда работать будем? Согласен?
С этим Ломов был, конечно, согласен. И, если бы дело касалось какого-нибудь другого задержанного, которым занимался бы какой-нибудь другой опер, Никита на весть, принесенную ему капитаном Шелгуновым, никак бы не отреагировал. Но Олег был – «его клиент». Так что мстительные действия сержанта Монахова вполне могли отрицательно сказаться на репутации Ломова.
И к тому же, этот парень, Олег Га й Трегрей, чем-то зацепил старшего лейтенанта. Неожиданным своим поступком зацепил. Не сказать, что Никита чувствовал к нему симпатию, просто… ему не хотелось бы, чтобы этот парень пострадал. И еще – лейтенант Ломов почему-то был уверен, что с Олегом процедура обучения «уму-разуму» не пройдет так гладко, как с другими. Что-то Никите подсказывало, что зря сержант Монахов связался с Олегом…
– Ну, давай! – попрощался капитан Шелгунов. Взял бумагу и удалился, бросив на прощанье: – Да не парься ты, все нормально будет! Этот народ по-хорошему не понимает. Только по-плохому.
«Не будет нормально», – мысленно возразил капитану Ломов.
Он скорым шагом вышел из кабинета и спустился по лестнице. Уже на входе в подвал, на лестничной площадке, Ломов столкнулся с сержантом Монаховым. Леху мотало из стороны в сторону, он шел, обхватив руками живот, тоненько постанывая.
– Леш! – окликнул его Никита. – Ты… что там у вас такое?
Монахов поднял на старлея глаза, и Ломов увидел, что глаза эти совершенно безумны. Из полуоткрытого рта сержанта поползло, будто фарш, густое хриплое сипение, и тут же смолкло, словно горло намертво стиснул спазм. Потом сержант Монахов подмигнул лейтенанту и доверительно, словно сообщая какую-то тайну, прошептал: