Уроженка Новой Англии
Шрифт:
Шепот прошел по маису, и шепчущие мысли и воспоминания зароились в мозгу Элси. Длинные широкие сочные листья уже начали сохнуть под жаркими лучами августовского солнца и терлись один о другой, когда ветер шевелил стебли маиса. Казалось, вдали раздавался тысячеголосый зов. Элси мерещилось, что это голоса детей. Дети не походили на ребят ее брата Тома, беспокойных, шумливых зверьков, а были совсем иными — крохотными созданиями с большими глазами и тонкими, подвижными ручками. Один за другим они подползали к ней, и она прижимала их к груди. Эта фантастическая картина привела Элси в такое возбуждение, что она села в постели и, схватив обеими руками подушку, прижала ее к груди. Перед ней возник образ племянника, бледного, впечатлительного молодого Линдера, жившего со своим отцом в Нью-Йорке
Молодой Гарри Линдер как-то в конце лета навестил свою родственницу на ферме в Новой Англии и провел там около месяца. В следующем году он умер. Гостя на ферме, он почти каждый день уходил с Элси посидеть у камня в дальнем конце сада. Однажды после того, как они долгое время оба молчали, он начал говорить.
— Я хочу переехать на Запад, — сказал он. — Я хочу переехать на Запад. Я хочу стать сильным, настоящим мужчиной, — повторял он со слезами на глазах.
Они поднялись и направились домой, Элси молча шла рядом с юношей. Это мгновение оставило яркий след в ее душе. Ею овладело странное трепетное стремление к чему-то, не сбывшемуся в ее жизни. Они молча шли по саду, но, дойдя до кустов вереска, ее племянник остановился и обернулся к ней.
— Я хотел бы, чтобы вы поцеловали меня, — с жаром произнес он, подходя к Элси.
Волнение и нерешительность овладели Элси и передались ее племяннику. Когда он высказал эту неожиданную просьбу и подошел к Элси так близко, что она почувствовала на щеке его дыхание, щеки его залились густым румянцем и рука, взявшая ее руку, задрожала.
— О, я хотел бы быть сильным! Я хотел бы одного — быть сильным! запинаясь, произнес он и, повернувшись, зашагал по тропинке к дому.
И теперь, в странном новом доме, стоявшем подобно острову в окружающем море маиса, казалось, снова раздался голос Гарри Линдера, выделяясь среди призрачных детских голосов, долетавших с полей. Элси встала с постели и стала ходить взад и вперед в тусклом свете, проникавшем в окно. Сильная дрожь пробегала по ее телу. «Я хотел бы, чтобы вы поцеловали меня!» — снова произнес голос, и чтобы заглушить его, чтобы заглушить ответный голос в себе самой, она опустилась на колени перед кроватью и, снова обхватив подушку, прижалась к ней лицом.
Том Линдер по воскресеньям приезжал с женой и детьми в гости к отцу и матери. Семейство появлялось около десяти часов утра. Когда повозка сворачивала с дороги, проходившей мимо участка Рассела, Том принимался кричать. Между домом и дорогой лежало поле, и повозки, проезжавшей по меже среди маиса, не было видно. После того как Том подавал голос, его дочь Элизабет, высокая шестнадцатилетняя девушка, выпрыгивала из повозки. Она и четверо ее братьев продирались сквозь маис к дому. Дикие крики разносились в тихом утреннем воздухе.
Бакалейщик привозил из своей лавки провизию. Лошадь распрягали и ставили под навес, затем Том с женой; начинали носить свертки в дом. Четверо сыновей Линдера вместе с сестрой исчезали в соседних полях. Три собаки, бежавшие всю дорогу от города вслед за повозкой, сопровождали детей. Двое-трое ребятишек, а иногда и какой-нибудь парень с соседней фермы приходили, чтобы вместе повеселиться. Невестка Элси взмахом руки отпускала их всех. Взмахом руки она также отстраняла от себя Элси. Затапливали плиту, и дом наполнялся запахом стряпни. Элси уходила посидеть на ступеньке у бокового фасада дома. Маисовые поля, прежде полные тишины, звенели от криков и собачьего лая.
Старшая из детей Тома Линдера, Элизабет, подобно своей матери, была полна энергии. Как и все женщины в семье отца, она была худощавая и высокая, но очень сильная и живая. В глубине души ей хотелось быть леди, но если она начинала важничать, братья, поощряемые отцом и матерью, насмехались над ней. «Нечего нос задирать!» — говорили они. Когда же она бывала за городом лишь с братьями и несколькими мальчиками с соседних ферм, она сама превращалась в мальчишку. Вместе со всеми она яростно продиралась сквозь поля, стараясь не отстать от собак, гонявшихся за кроликами. Иногда с соседней фермы, кроме мальчиков, приходил еще и взрослый юноша. Тогда Элизабет не знала, как себя вести. Ей хотелось чинно прогуливаться между рядами маиса, но она боялась, что братья поднимут ее на смех, и с отчаяния она грубостью и шумливостью превосходила мальчишек. Девчонка визжала и кричала и, дико носясь, разрывала платье о проволочные изгороди, перелезая через них в погоне за собаками. Когда собакам удавалось поймать и загрызть кролика, она бросалась к ним и вырывала добычу у них из пасти. Кровь умирающего зверька капала на ее платье. Она размахивала кроликом над головой и кричала.
Парень, все лето работавший в поле на виду у Элси, влюбился в девушку из города. Как только воскресным утром появлялась семья бакалейщика, появлялся и он, но к дому не подходил. Когда мальчики и собаки убегали, продираясь сквозь маис, он присоединялся к ним. Он тоже был застенчив и не хотел, чтобы мальчики догадывались о цели его прихода; если ему случалось оставаться наедине е Элизабет, он смущался. Некоторое время они шли молча. В окружавшем их широким кольцом маисовом лесу носились мальчики и собаки. Юноше хотелось что-то сказать, но когда он пытался найти нужные слова, язык отказывался служить ему, а губы начинали гореть и пересыхали.
— Ну, — начинал он, — давайте мы с вами…
Слова застревали у него в горле, а Элизабет поворачивалась и пускалась догонять братьев, и после этого весь день ему уже не удавалось отвлечь ее от них. Когда юноша присоединялся к компании, Элизабет принималась шуметь больше всех. Ее охватывала неистовая жажда деятельности. С развевающимися за спиной волосами, в разорванном платье, с исцарапанными в кровь щеками и руками она мчалась впереди братьев в бесконечной дикой погоне за кроликами.
Августовское воскресенье, наступившее после той ночи, которую Элси Линдер провела без сна, было жаркое и пасмурное. С утра она чувствовала себя разбитой и, как только явились гости из города, прокралась к ступеньке у бокового фасада дома и уселась там. Дети убежали в поля. Элси овладело почти непреодолимое желание бегать вместе с ними, крича и резвясь среди маисовых полей. Она встала и направилась к находившемуся за домом огороду. Отец работал, выпалывая сорную траву между рядами овощей. Элси слышала, как в доме взад и вперед ходила невестка. На крыльце спал брат Том, а мать сидела рядом с ним. Элси вернулась к ступеньке и села, затем встала и двинулась к тому месту, где маис подходил к самой изгороди. Она неуклюже перелезла через нее и прошла несколько шагов по одному из междурядий. Вытянув руку, она дотрагивалась до плотных стеблей и вдруг, испугавшись, опустилась на колени на устилавший землю травянистый ковер. Она долго оставалась в таком положении, прислушиваясь к доносившимся издали голосам детей.
Незаметно прошел час. Наступило время обеда; невестка подошла к двери черного хода и принялась громко звать. Откуда-то донеслось ответное гиканье, и показались бегущие по полю дети. Они перелезли через изгородь и с криком промчались по огороду их дедушки. Элси встала. Она собиралась уже незаметно перелезть обратно через изгородь, как вдруг услышала среди маиса какой-то шорох. Появилась молодая Элизабет Линдер. Рядом шел пахарь, лишь несколько месяцев назад засевавший маисом поле, на котором Элси теперь стояла. Она видела, как молодые люди медленно шли вдоль рядов. Между Элизабет и работником с фермы установилось доброе согласие. Юноша то и дело протягивал руку между маисовыми стеблями, прикасался к руке девушки, и та смущенно смеялась; подбежав к изгороди, она быстро перелезла через нее. В руке Элизабет держала обмякший труп кролика, которого загрызли собаки.
Работник ушел, и когда Элизабет исчезла в доме, Элси перелезла через изгородь. Ее племянница стояла у самых дверей кухни, держа мертвого кролика за заднюю ногу. Другая задняя нога была оторвана собаками. При виде женщины из Новой Англии, смотревшей на нее, как ей казалось, суровым, неодобрительным взглядом, Элизабет смутилась и быстро вошла в дом. Она бросила кролика на стол в гостиной и затем выбежала из комнаты. Кровь зверька стекала на изящные цветы белой скатерти, связанной матерью Элси.