Уругуру
Шрифт:
В нем ничего не было, кроме темной глянцевой фотографии, сделанной поляроидом, с которой на меня остекленевшим взором уставился небритый, всклокоченный, измазанный светло-коричневой глиной и освещенный ярким светом вспышки мой итальянский друг Чезаре Пагано.
Он лежал на земле и был мертв.
КОЛЛЕКЦИЯ ЗАГАДОК
Я ошарашен. – Второй рассказ Амани. – Я требую объяснений. – Светопреставление в аэропорту
Бамако. – Наш багаж. – Что нужно брать с собой в путешествие. – Посол Франции. – Завершение формальностей. – В Страну догонов!
Бедный
Я отвернулся к иллюминатору и с тревогой смотрел, как самолет набирает высоту над пригородами Парижа. В этом мире я оставил самую прогрессивную цивилизацию всех времен. Здесь человек столетиями разрушал суеверия и, не боясь религиозных догматов, костров инквизиции и проклятий современников, проповедовал научные методы познания. На этой земле остаются логика, прагматический разум и торжество человеческой мысли, которая позволила мне достичь всего, что у меня есть. Здесь я родился, вырос, учился, защищал диссертацию, зарабатывал деньги, здесь моя семья, мой образ жизни, здесь люди, которые понимают и разделяют его.
А что ждет меня там? Летающие люди, огонь в пещерах, кровожадные волшебные змеи, головоломные загадки в прошлом, настоящем и будущем. Там гибнут странной смертью один за другим европейские путешественники, там жуткая антисанитария, там муха цеце, которой в детстве пугали каждого из нас, совершает свои рейды по округе в поисках белого человека, а тучи малярийных комаров только и ждут случая наброситься на меня. Там полное отсутствие законов и непонятные традиционные верования с человеческими жертвоприношениями. Зачем я туда еду?
– Амани, – тоскливым голосом обратился я к своей соседке, – зачем вы туда едете? Я давно хотел вас спросить об этом, ответьте мне прямо. Сами ведь меня отговаривали, нет? Наверняка существует настоящая причина, и, как мне кажется, сейчас самое время поделиться ею.
Амани не заметила, как я достал из конверта злосчастную фотографию и, уставившись на нее, минут десять сидел в безмолвии. Она сидела, углубившись в какую-то толстенную англоязычную книгу, и старательно штудировала текст, чуть заметно шевеля губами. Но в ответ на мой вопрос она аккуратно заложила страницу кожаной закладкой, закрыла том и сняла очки, глядя на меня, чуть сощурившись, беззащитными близорукими глазами.
– Конечно, есть такая причина. Вы ведь не отстанете, верно?
– Верно. Много неясного.
– Я постараюсь прояснить, – сказала она. И начала свой рассказ.
В семидесятые годы прошлого века Мали постигла катастрофа, подобных которой не помнили даже старейшины догонов, а ведь они, как известно, знают обо всем с самого Сотворения мира. Страшная засуха, начавшаяся в 1970 году, продолжалась подряд несколько сезонов – дождей не было вовсе, и стада кочевников фульбе редели с каждым днем. В год, когда в деревне под названием Амани в семье крестьянина Бокари Коро родилась девочка, впервые
Погибли посевы риса и проса, пали огромные стада верблюдов в Сахеле. Люди умирали с голоду, и никакое правительство не было в силах помочь им. И тогда великий хогон Рану, главный жрец всей Страны догонов, объявил, что боги разгневались на человека и конечно же требуют жертвы как искупления за многочисленные грехи каждого из людей. Этой жертвой, по мнению хогона, может стать только новорожденная девочка из крестьянской семьи. На дворе стоял двадцатый век, и в Бандиагару только что проложили асфальтовую дорогу из столицы Бамако, по которой потоком шли пыльные грузовики с иностранной гуманитарной помощью. Но люди не верили иностранцам, они верили только своим жрецам. Когда по знамению великого хогона старейшины пришли в хижину Бокари Коро, отца грудной Амани, хозяин дома был в поле, обрабатывая свой хлопковый участок, все еще надеясь на урожай. В хижине находилась только его молодая жена, кормившая новорожденную девочку, не имевшую даже имени, по традиции, до тех пор, пока хогон не назовет его.
– Иди с нами, – лаконично сказали жрецы.
У ворот хижины немедленно собралась толпа. Женщины причитали и рыдали, мужчины сокрушенно покачивали головами и проклинали засуху – наказание за грехи человеческие. Ни один человек не сделал попытки освободить людей, обреченных стать жертвами, ни один не запретил жрецам совершить убийство. Сколько таких безвинных людей было принесено в жертву суевериям в течение столетий и сколько их гибнет до сих пор – никто и никогда не сможет назвать эти страшные цифры.
Той же ночью кто-то усыпил жреца, охранявшего узников, открыл глиняный сарай без окон, служивший тюрьмой приговоренным к смерти жертвам, и позволил им бежать. А утром, упав на колени перед хогоном, охранник в слезах признался – беглянка выбралась из хижины, за ней началась погоня, и она бросила ребенка вниз со скалы. В доказательство он предъявил совету старейшин окровавленный труп, завернутый в тряпки. Никто не узнает, поверил ли великий хогон этому объяснению, но он прилюдно признал правосудие свершившимся. В то время как новорожденная Амани Коро мирно спала, привязанная к спине своей матери, много часов бредущей босиком на север, прочь из Страны догонов, в деревне Амани шел шумный праздник – люди были спасены, людям дали надежду на благословенную воду. А под «тогуна» – ритуальным навесом в центре деревни – обливался слезами связанный по рукам и ногам Бокари Коро, отказавшийся подчиниться решению богов и лишенный на три дня еды и воды на устрашение местным жителям. Впоследствии он был изгнан из родной деревни и пропал на просторах Сахеля, а быть может, умер где-то от голода.
Потом в Мали начались дожди, и по всей стране люди и звери, обессиленные от голода, плясали от счастья, протягивая руки к небу, и пили дождевую воду. А беглянок из деревни Амани приютили люди маленького племени бангиме, живущие в нескольких километрах к северу от Страны догонов, нелюдимые и неразговорчивые. Никто во всем Мали, а сами его жители считают, что и во всем мире, не понимает их языка, а чужих языков бангиме не учат – зачем? Зато они умеют выращивать самый сладкий батат во всей стране, и самый качественный хлопок тоже... Здесь, в тишине, среди детей бангиме, росла маленькая Амани, получившая свое имя не от хогона, а от матери, чтобы никогда не забывать о родной деревне.