Усадьба
Шрифт:
Не знаю, чем бы все закончилось, но в это время на лестнице, ведущей на второй этаж, показался молодой мужчина – отчего-то, едва бросив на него взгляд, я поняла, что это и есть Вася, о котором Натали столько мне рассказывала. Они с сестрой были поразительно похожи: то же субтильное телосложение, тонкая кость, небольшой рост, едва заметные веснушки на щеках и русые с легкой рыжиной пышные волосы.
– Вася! – вскрикнула Натали, подтверждая мои догадки, подхватила юбку и с порога бросилась ему в объятья, продолжая торопливо и бегло говорить по-русски: –
– Василий Максимович, – отрекомендовался мне брат Натали.
– Просто Лиди, – присела в реверансе я.
Он поклонился мне очень неловко, по всему было видно, что он простой человек, не привыкший к обществу, да и вообще к посторонним. Право, и мне никогда раньше не доводилось бывать в русской деревне, я плохо представляла, как себя вести с этими людьми. Потому решила вести себя по-простому, от души. Оставив безликие манеры, привитые в Смольном, для других мест.
– Прошу простить меня, Лидия Гавриловна, – продолжил Вася снова по-русски, упорно именуя меня по имени-отчеству, как это принято в России, – мы знакомимся не при самых приятных обстоятельствах. Мы с Наташей должны идти – папенька очень по ней соскучился.
Тотчас они взбежали вверх по лестнице, сообщив мне, что слуга сейчас же явится и проводит меня в мою комнату.
Я при этих словах недоуменно обернулась на Лизавету Тихоновну – странно, проводить меня вполне могла бы и хозяйка дома, но на нее, стоявшую за моей спиной, Вася вовсе не обратил внимания, будто той и не было здесь. Что за странные отношения в это семье?…
Воспитание не позволило мне молча дожидаться слугу: я улыбнулся Лизавете Тихоновне, мучительно подбирая тему для разговора:
– Я надеюсь, что не слишком обременила вас своим присутствием здесь в такое неподходящее время?
– Нет, что вы! – поспешила заверить меня мачеха Натали, сейчас выражение ее лица было куда более располагающим. – Но мне заранее придется извиниться за сцены, свидетелем которых вы обязательно станете. В этой семье не все гладко, как вы заметили.
Видит Бог, мне влезать в их семейные дрязги вовсе не хотелось. А тем более не хотелось, чтобы madame Эйвазова видела во мне соратницу в борьбе с домочадцами. Но, судя по всему, этой участи мне было не избежать.
– Я вижу, что вы более воспитаны, чем моя падчерица, Лида… вы позволите мне вас так называть?
Я не сразу нашлась, что ответить, поскольку никто и никогда меня Лидой не называл. Я знаю, что мое имя – Лидия – не самое типичное для француженки: мама рассказывала, что назвала меня так в честь моей бабушки Лидии Клермон, которая была протестанткой. Лидией Клермон звалась и я, пока жила с родителями, а прибыв в Россию, получила фамилию Тальянова, потому что это якобы была девичья фамилия моей матушки, которая, как сказал Платон Алексеевич, была русской. Я в это не верила, но моего мнения никто не спрашивал.
Но с фамилией новой я уже свыклась, а вот то, что имя мое начали коверкать на русский лад, было для меня в новинку.
Лизавета Тихоновна, верно, заметила мое замешательство:
– Я совсем вас заговорила… должно быть, вы устали с дороги? Позвольте, я вас провожу в вашу комнату?
Позволять мне не хотелось, тем более что лакей уже явился, но и отказать было бы невежливо.
Как я предполагала, Лизавета Тихоновна, шагая впереди меня, не молчала в дороге. Но, как ни странно, порочить Васю или Натали не спешила.
– Это очень старый дом, – рассказывала она, любовно дотрагиваясь до перил парадной лестницы, – построен еще в начале века, и хозяева очень берегли его. Максиму Петровичу, моему мужу, он достался в целости и сохранности. Вы еще не видели здешний парк? Право, нет места красивее.
– Вижу, вы очень любите этот дом?
– Конечно, люблю. Я, видите ли, сирота, – Лизавета Тихоновна, остановившись у одной из дверей, обернулась ко мне, – родители мои погибли очень рано, и своего дома у меня никогда не было. Этот первый.
Она горько улыбнулась, и в этот момент мне стало остро жаль эту женщину, одинокую в собственном доме и никем не любимую. Дай Бог, если хоть муж ее любит. А быть может, я просто увидела в ней родственную душу – я ведь сирота, как и она.
Глава III
Комната, что мне отвели, была очень милой: затянутые синим стены, кровать с синим же покрывалом, которая показалась мне просто огромной, бюро у окна и мой потрепанный чемодан с одеждой у самых дверей. А в углу комнаты внушительных размеров иконостас, на который я взглянула лишь мельком и предпочла скорее отвести взгляд.
Миловидная тоненькая девушка с белокурой косой через плечо заканчивала стелить постель, когда я вошла. Увидев меня, она тотчас заулыбалась и обратилась ко мне по-русски:
– Ох, и погодка сегодня не заладилась, – с трудом разобрала я русскую простонародную речь. – Верно, устали с дороги? Чайку принести?
– Чайку? – повторила я, делая ударение на первый слог и вспоминая, что «чайка» – это такая птица по-русски.
Я совершенно не понимала, что она от меня хочет: при чем здесь чайки?
– Благодарю, – с улыбкой ответила я. Натали меня учила, что когда я чего-то не понимаю, нужно сказать это универсальное слово, и все будет хорошо.
Девица, закончив с постелью, подошла ко мне.
– Меня зовут Даша, – произнесла она громко и по слогам.
Видимо, в первый раз я все же ответила невпопад, и она тут же распознала во мне иностранку. Но эту ее фразу я поняла.
– Лиди, – представилась я в ответ, взяла ее за руку и дружески пожала.
Горничная по имени Даша посмотрела на меня немного странно, потом сделала книксен и молча вышла.