Ушастыи? призрак
Шрифт:
— Да не против я, — мама сердито тряхнула головой, на которой не было ни одного седого волоса. Для образа консорта Надин она красилась — и очень долго подбирала краску. — Я против того, чтобы замуж идти как в монастырь. Замуж выходят когда все хорошо и есть надежда, что станет еще лучше. А не когда все...
Она затормозила резко, словно разогнавшийся конь, который увидел перед собой слишком высокий барьер.
— Плохо... — договорила я.
— Да не плохо, — досадливо поморщилась мама, — неопределенно.
— Никто уже не верит, что он объявится.
— Маэва верит. А Маэва — это не кот чихнул, — мама подошла и неожиданно крепко обняла меня. — Ты просто жди, девочка моя. У тебя все получится. И жизнь не переставай любить, она достойна. Все будет хорошо, вот увидишь.
Ночи были... сложными. Но мне не привыкать. Сложно — это не всегда плохо. Я не плакала — не очень умею плакать, да и смысл этого мокрого дела? Выплеснуть эмоции? Я не хотела их "выплескивать" и не считала мусором. Они мне были дороги, даже те, которые причиняли боль.
Особенно те — ведь они стояли ближе всего к счастью.
Так часто бывает? Чего удивляться-то, дело житейское.
На подоконнике я, как это часто бывало после игры, засиделась за полночь. В небо уже высыпали звезды. В августе у нас бывают дивные Персеиды. Звездные ливни.
Ученые люди говорят, что это просто метеоритный поток. Но как же сжимается сердце, когда небо проницывают короткие и сияющие всполохи: один, второй, третий...
Яркие световые треки прошили небо, как нитки. Болиды взрывались и гасли. Одна мне показалась особенно яркой и я протянула руку, словно надеялась поймать ее в ладонь. Ничего, конечно, не вышло — осколок метеорита догорел и погас, но пару мгновений я была по-настоящему счастлива.
— Как же я скучал по твоему смеху...
Голос прозвучал негромко и совсем рядом. Словно его обладатель стоял в двух шагах от меня.
Я стремительно обернулась... И пальцем начертила в воздухе обережную руну между собой и Хукку.
После того поджога дом охраняли так, что мышь не проскочит и шаману, настоящему шаману взяться тут было неоткуда.
Но он стоял — в полутьме моей комнаты, в той же игровой одежде, в которой я видела его в последний раз год назад. Даже плащ не обтрепался.
Галлюцинация? Крыша едет — дом стоит?
Увидев обережный знак Хукку, одобрительно улыбнулся — и это лучше всяких слов убедило меня, что он — настоящий. Живой, что бы это ни значило.
— Это я. Меня... долго не было?
— Больше года, — злиться я не могла. И радоваться не могла тоже, острый ком в груди мешал, царапая краями.
— Мне показалось — несколько дней.
— Где тебя носило? — Выпалила я, — полиция искала...
Шаман пожал плечами, признавая вину.
— В гостях у Хозяйки был, Рани. Просил кое о чем.
На меня вдруг обрушилось осознание, что все — правда. Что он — здесь и я могу его потрогать, обнять, ущипнуть. Даже врезать — если захочу. Я быстро пересекла комнату и ткнула пальцем в грудь шамана, а потом схватила его за руку.
Грудь была плотной и мерно дышала, а теплая рука легонько, но крепко сжала мою ладонь.
— Все в порядке. Теперь все хорошо. Есть — и будет. Она мне разрешила.
— Разрешила — что? — Мне захотелось затряхнуть его, чтобы прекратил выражаться загадками и, наконец, объяснил, почему мне пришлось целый год думать о страшном.
Спохватилась я, только увидев его улыбку, спокойную и довольную.
— Ты же устал, наверное. И голодный?
— От воды не откажусь, — кивнул шаман, — а устал... Есть немного. Отдохну.
Пил он мелкими глотками, словно смакуя самую обыкновенную воду из колонки. Даже не минеральную.
— Разрешила?.. — не вытерпела я.
Хукку отставил стакан, вытер губы. И негромко, но как-то очень веско произнес:
— Основать род.
— Не понимаю...
— Шаманских родов всего шесть. Теперь — будет семь. Без благословения одного из богов этого сделать нельзя. Или детей не будет, или дар не закрепиться в крови. Много шаманских родов — это не совсем то, что нужно миру. Но если докажешь свое право — получишь разрешение, — рука Хукку нырнула в кошель на поясе и вынырнула с двумя плотными кольцами из белого металла.
В неярком свете Персеид сверкнули камни.
— Это что — брильянты? Или фианиты? — растерялась я.
— Ни то, ни другое. Это вечный лед. Он никогда не растает. Потрогай, он холодный.
— А можно?
— Тебе можно. Это благословение богини на наш союз. Пойдешь за меня?
Я растерялась от такой прямоты:
— Так вроде уже. И — ты спрашивал. Даже два раза.
— Третий — волшебный. Так как, Рани?
— Если я тебе в глаз дам — поверишь, что жить без тебя не могу?
Смеялся он долго. А потом сгреб в охапку и мне стал безразличен даже звездный ливень за окном.