Ушастыи? призрак
Шрифт:
И, главное, от беременной тетки с пачкой стирального порошка наперевес никто серьезного сопротивления не ждет, это не мужик с пистолетом! А, значит, и ответка будет такой, лайтовой. В первый раз.
Ну а не допустить второго — вопрос подготовки и чуть-чуть везения.
А еще можно вылить шампунь, оставить на самом донышке, долить туда теплой воды и вылить под ноги. Поскользнется или нет — бабка надвое сказала, но притормозит — точно!
Обычным вафельным полотенцем можно убить. Только лучше порвать его на полосы.
Банальная зубная щетка — страшное дело, если ткнуть в глаз, нос или под нижнюю челюсть.
"Пьяный мужик — животное, в котором голос разума молчит, — вспомнила Соня давний разговор с Багровым, — говорить с ним бесполезно. Поэтому, если есть риск, что он тебя ударит — бей первой и не задумывайся. Бей в полную силу. Не вздумай жалеть. Он тебя не пожалеет..."
Девушка открыла кран и хищно развернулась к хилой батарее шампуней и гелей, выбирая самый большой.
И не сразу заметила, что над раковиной клубится белый туман, который с каждой секундой становится все плотнее, приобретая черты остроухой собаки, а потом — высокого, плечистого и коротко, но не слишком ровно стриженного парня.
Удар в дверь заставил Соню обернуться — и широко распахнуть изумленные глаза.
Петр быстро закрыл ей рот ладонью. Она торопливо закивала — поняла, мол, ни звука.
— К стене, — скомандовал он, — вот к этой. Положи на нее руки и не шевелись, пока я за тобой не вернусь. Или пока все не затихнет.
— Не затихнет? — Шепотом взвыла Соня.
Второй удар закончился треском, стопор защелки со стуком вылетел из пазов и запрыгал по керамогранитной плитке.
— Не бойся. Если что — просто облей меня водой.
— Живой? — Съязвила Соня.
— Для меня любая вода — живая, — серьезно сказал Петр и ободряюще улыбнулся, — прорвемся. Давай, к стене. Мне место нужно.
Соня гибко ввинтилась в просвет между раковиной и ванной, а Петр слегка отступил, качнулся с носков на пятки и с силой ударился об уже подломанную дверь всем корпусом.
Та, конечно, такого издевательства не вынесла — и выпала наружу. Оттуда донесся матерный вопль, который тут же оборвался хрипом и остро, тревожно запахло железом.
Соню затошнило, в первый раз за всю беременность. Она крепко зажмурилась и, буквально, заставила себя остаться на месте, понимая, что только отвлечет духа и помешает ему.
В прихожей грохнули выстрелы. Один, второй... третий! Еще один хрип-стон оборвался на такой ноте, что как-то сразу стало понятно — не добровольно. Боже, что же там такое происходит?
Соня стояла, вжимаясь в стену и не отрывая от нее ладоней, как велел черандак и первый раз в жизни истово и с полной самоотдачей читала молитву. Самую короткую — других не помнила, а, может, и вовсе не знала: "Господи, спаси и сохрани его..."
Она опомнилась, когда поняла, что в квартире стоит звенящая, тревожная тишина.
Когда все затихнет — выйти можно!
Соня открыла глаза, взвизгнула и чуть не запрыгнула на раковину. Напротив выбитой двери, в коридоре, темнела густая, бордовая лужица. И — быстро увеличивалась.
Девушка заставила себя выйти — и немедленно пожалела об этом. Тот, кто, минутами раньше, пытался доставить ей неземное удовольствие, лежал навзничь, похоже, с вырванным горлом. Он еще вздрагивал и даже шевелил ногами, но было понятно, что врач тут уже ничем не поможет.
Разве, вколет успокоительное единственной свидетельнице, чтобы от такой картины маслом ласты не склеила.
— Петр, — позвала Соня, — Эй! Ты как!?
Похоже — уже никак. Ответа она не услышала и заторопилась к дверям.
...Второй охранник, тот, что караулил входную дверь, лежал поперек прихожей, глядя в потолок стеклянными глазами.
Приемы черандака не отличались особым разнообразием. У этого тоже был выдран кадык и из широкой раны текло Ниагарой. Того и гляди — к соседям протечет, вот им радости-то будет, на всю жизнь хватит.
— Петр, — позвала Соня. Хотя, наверное, глупо было звать человеческим именем большую черную собаку с острыми ушами.
Пес лежал тут же и был похож на спящего.
Девушка опустилась перед ним на корточки и тронула рукой теплый, шерстяной бок.
Пальцы окрасились алым.
...Вода! Для него любая вода будет живой. Он же водный дух!
Не найдя ничего лучшего, Соня бегом принесла из кухни холодный электрочайник и полила неподвижного пса из носика.
Привалившись к стене, квадратными глазами она наблюдала, как вода словно всасывается в раны, потом туда же втягивается кровь собаки, которая уже успела вытечь. А потом бок словно прошивает насквозь судорога и зверь начинает дышать: шумно, жадно, рьяно...
— Три... Три пули прямо в меня. Две в грудь, одна в живот. Хорошо — не в голову, мог бы и не вывернуться, — пробормотал Петр, поднимаясь на две ноги.
С каждым разом обращение давалось ему все легче и легче. Тело словно осваивалось с новыми возможностями.
— Ты хочешь сказать, что мог погибнуть? И ничего мне не сказал? — Соня сжала кулак, намереваясь от души приложить черандака. Но вспомнила про три пули и схватила себя за щеки. — Никогда больше так не делай, ты понял!
— Понял. Так — не буду. Нерационально вышло. Нужно было сначала того, который с пистолетом, рвать.
— А откуда ты знал, у которого из них оружие? — От удивления у Сони даже слезы высохли.
— Учуял, — лаконично ответил дух. — Железо и смазка. Пахло только от одного. Я думал — успею. Но он оказался каким-то очень быстрым.
— Думал он, — Соня вытянула шею, не замечая, что ведет себя, как лебедь — шипун. И шипит так же сердито. — думать надо заранее, до того, как в драку лезешь. А не во время. И уже, тем более, не после...
Петр все понял совершенно правильно — девушка в истерике. Он прижал ее к себе, спрятав лицо на груди, а потом подхватил на руки и, переступив через лежашее на пороге тело, вышел в подъезд.