Ушелец

Хорсун Максим

— Федор, вы не в том возрасте, чтобы позволять комплексам брать верх, — вдруг сказал полковник. — Природа слепа. Создавая людей, она наделала множество ошибок. Глупых и нелепых. К счастью, сегодня появилась возможность эти ошибки исправить. Поэтому нам с вами не стоит жаловаться на судьбу. Мы — наиболее совершенные люди, чем кто-либо еще, и по выживаемости немногим уступаем Грибнице. — Полковник сделал глубокомысленную паузу. Раскин решил, что аудиенция закончена и протянул руку для прощания. Шнайдер с готовностью сжал его ладонь ледяными пальцами. — И еще, — вновь заговорил он. — Вы только что с Земли. Что бы вы ни пережили, что бы ни видели и ни слышали, — это не повод

ставить крест на своей планете. Я скажу вам так: верните Землю для самого себя. Не думайте о тех миллиардах серых обывателей, что позволили Грибнице укорениться у них под ногами. Думайте о себе. Вы — человек, и у вас есть полное право на Землю. Собираетесь ли вы на ней жить или же только наведываться на Рождество. Никто не должен решать за нас. Но чтоб так и было, придется поработать. До свиданья, Федор. Я рад, что нам удалось наладить диалог. Теперь — думайте на здоровье.

Глава 3

Его разбудило новое землетрясение.

Глубокий вздох — руки оттолкнулись от кожаной обивки диванчика, а босые ноги крепко встали на теплое ковровое покрытие. Пол мелко лихорадило. «Клац-клац-клац» — слышалось со стороны стойки бара. Такое себе тревожное «клац-клац-клац». Как будто стучат чьи-то зубы. Наверняка от страха.

По темной полировке гуськом двигались грязный стеклянный стакан, керамическая пепельница, широкая пачка сигарет и початая бутылка фальшивого французского коньяка.

«Фёдорино горе», — безрадостно подумал Раскин.

Он подскочил к стойке, поймал беспокойную утварь; отодвинул от греха подальше от края. Поглядел в окно: снаружи все еще темно. Длинные ночи на этой планетке. Тускло серебрилась изморозь на сложенных прямо перед окном железобетонных блоках. Эта груда полностью лишала ушельца возможности увидеть местный пейзаж. Полковник Шнайдер в очередной раз перестраховался.

Раскин покосился на сигареты, а затем на бутылку. Как он ни хорохорился накануне перед полковником, выкурить больше одной сигареты и выпить больше ста граммов у него не вышло. И то потом уснул, как младенец, хотя спать не планировал. Теперь же во рту горько, под черепом мерзко, а на душе еще поганей.

Нужно было признаться, что он теряет контроль над собой. Над своим телом. Над рефлексами. Рефлексы-то, как цепные псы, всегда рады услышать команду «фас!». А вот то, что отдает команды…

Нет. Нужно сказать себе твердо: «Нет!»

Возвратиться к остальным ушельцам. В общий барак. Вместе со всеми сдавать анализы и позволять докторам и биологам копаться в своих органах. Бог даст, внутри него не найдут Грибницы. Тогда можно будет получить какую-никакую отдельную комнатку (с буферной планеты-то все равно не скоро выпустят), заняться овощеводством, если позволит климат или если на Восьмой есть гидропоника. На День работника Дальнего Космоса выступать перед молодежью в клубе; хвастать, хвастать, хвастать… Кичиться своим уродством. Как здорово, что больше таких, как он, не производят! Новое поколение штурмовых колонизаторов и десантников с минимальным коэффициентом изменений будет иметь все шансы адаптироваться к нормальной жизни, когда придет время отправиться на покой.

Он не сможет вернуть Землю для себя, как советовал полковник. Нет для него там места. Совсем недавно он прибыл туда с мыслью остаться; но Земля отторгла его, словно инородное тело.

Раздался стук. Дверь отъехала в сторону. Раскин обернулся и увидел старого знакомого — краснокожего блондина.

— Как вам наша комната отдыха? — поинтересовался молодой человек. Раскин отметил, что блондин забыл про панибратское «ты». — Здесь, — он обвел помещение рукой, — нужно будет

много чего с делать, например заполнить бар бутылками, но в целом вполне по-домашнему. Как вы считаете?

— Вы пришли рано, — неожиданно для самого себя ответил Раскин, — мне еще нужно время, я не успел принять решение.

Блондин кивнул и вполголоса проговорил:

— Полковник вас ждет. Извините, конечно, но идти придется.

Раскин вздохнул и наклонился за ботинками.

Молодой десантник, вопреки ожиданиям, повел его не в комнату для допросов. Они довольно долго блуждали по коридорам. Сквозь запертые двери с обеих сторон слышались голоса ушельцев. Испанский язык, английский, румынский… Смех, крики ссоры, плач и даже веселые песни… Такая себе Земля в разрезе. Человеческие страсти в ассортименте.

За очередной дверью оказалась кабина лифта. Блондин прикоснулся к голографической панели, и кабина двинулась вверх.

— Зачем это? — удивился Раскин, когда блондин прикрепил к его нагрудному карману пластиковый бейдж.

— Наша клубная карта.

Раскин повернул бейдж к себе.

«Федор Раскин, — прочитал он, — эксперт».

Эксперт?!

— Куда мы направляемся?

— На верхний уровень. Меня, кстати, зовут Пол Картер. Я родом из Великобритании.

Они обменялись рукопожатием.

— Я не знаю, в области чего я могу быть экспертом… — начал было Раскин, но Картер не стал его слушать: лифт остановился, нужно было идти дальше.

А дальше они попали в просторный холл. В отличие от всех остальных помещений, которые доводилось видеть Раскину на Восьмой, холл был полностью завершенным. Каблуки застучали по бирюзовой мраморной плитке пола; справа и слева светили сиреневым цветом стройные параллелепипеды строгих колонн; бросалась в глаза зелень карликовых пальм — такая неуместная в контексте технократического дизайнерского решения. Раскин посмотрел вверх и раскрыл рот от удивления. Сквозь прозрачный свод он увидел нависающую над ними черную металлическую конструкцию. Узкие окна-щели, рифленые бронированные плиты, подсвеченные голубыми огнями мачты антенн, застывшие параболы локаторов.

Это же командная рубка десантного корабля! — догадался Раскин.

Значит, верхние уровни Восьмой представляют собой посадочно-стартовый комплекс. Смелое конструкторское решение. Но интереснее было то, что над антеннами корабля клубилось нечто серо-зеленое, наводящее мысли о ведьмовском котле и о смерти от ботулизма. Атмосфера газового гиганта. Так так! Значит, буферная планета, по сути, является луной. Раскин хмыкнул: еще со времен освоения Солнечной системы спутники планет-гигантов вызывали интерес исследователей. Как оказалось, некоторые из них — но не в Солнечной системе — были пригодны для жизни людей. Например, Бастион был луной. Вот только о естественных спутниках с такой силой тяжести, как на буферной планете, Раскину слышать не приходилось. Это каких же размеров должен быть газовый гигант, чтобы «пасти» столь неподъемный объект? Сверхгигантских? В десять-двадцать раз превышающих размеры Юпитера?

Повсюду сновали люди в штурмовых комбинезонах. Раскин заметил валькирию Скарлетт; она тащила на плече законсервированный скафандр. Женщина тяжело отдувалась и время от времени отрывала одну руку от груза, чтобы стереть со лба испарину. А вот какой-то парнишка, совсем еще юнец, тянул завернутую в целлофан хрупкую мачту непонятного предназначения, как муравей соломинку.

— Федор! — окликнули Раскина. Ушелец обернулся и увидел спешащего к нему полковника Шнайдера. — Нужно поговорить, Федор! — перепончатые пальцы полковника крепко сжали локоть Раскина. — Пойдемте в «курилку»!