Уши торчком, нос пятачком. Книга 1
Шрифт:
– Да, – я сухо кивнул. – Веду себя с ней так, как надлежит относиться к паре.
– И делай это очень достоверно, – хмыкнул отец. – Волконская должна тебе в рот смотреть.
Знал бы он Лену… О том, что принудил бурую признать меня альфой, сказать отцу я так и не решился.
Оставшись возле восстанавливающейся девушки в одиночестве, всю ночь просидел в раздумьях. Что делать, когда сердце требует одного, а разум – совершенно другого? Как найти компромисс между ответственностью наследника и выбором зверя? Я не представлял. Но я должен думать о благе белых волков, о выгодах всей волчьей общины. А что до личных предпочтений… У меня нет на них права. Как нет и у нее – по причине унаследованной болезни. Мы оба обречены нести уготованное каждому из нас.
С отчаянным стоном я гладил лицо девушки, легкими прикосновениями губ к ее коже беззвучно умоляя простить меня за все. За все, что еще нам предстоит. Волк внутри бесновался, стремясь перехватить контроль. Но мне было слишком плохо, чтобы я мог допустить подобное. Зверю тоже придется подчиниться, поскольку щенки от бурой – это поражение. Поражение белых волков.
В последующие сутки я лишь на несколько минут покидал Лену: договориться со своими о доставке одежды. Даже не ел – настолько ценны и скоротечны были для меня эти мгновения присутствия девушки рядом. Кто знает, возможно, когда-то все, что мне останется, – это память о них. Но… выбора нет.
Глава 22
Елена
Три с лишним недели, прошедшие с момента моего ранения до практики, можно охарактеризовать только одним словом – странные! В это понятие входило много чего… Изменился Андрей. Вернее, изменилось его отношение. Он словно решил влюбить меня в себя целиком и полностью. А если учесть, что я уже… то итог получался обратным. Я боялась! Боялась быть понятой, боялась, что он обо всем догадается. И оттого замыкалась в себе, избегала его.
А избегать было сложно. Белый буквально окружил меня собой, не давая мне и глотка свободы. А если учесть, что началась сессия и мне приходилось большей частью сидеть дома и готовиться к экзаменам, то у меня появилось полное ощущение отгороженности от мира высоченной стеной. И этой стеной стал Андрей. Он сопровождал меня даже на экзамены, бдительно поджидая за дверью аудитории. Красавчик в неизменных солнечных очках и «типовом прикиде» волновал меня больше, чем любой самый сложный вопрос экзаменаторов.
Мы все делали вместе: бегали в волчьем обличье, гуляли вечерами, даже готовили еду. И эта постоянная близость производила на меня сокрушительное впечатление! Притом он всегда оставался собой – загадочным, недосягаемым и совершенно беспринципным в средствах. У меня голова шла кругом от чувств, которые он вызывал. Поэтому я с титанической стойкостью замыкалась в себе, скрывая от него правду, и старательно язвила и вредничала, стараясь поддеть.
– Подожди пару минут, – нейтрально попросил Андрей и вышел из салона машины. Я старательно не реагировала, демонстративно уставившись в приоткрытое окно и ловя ароматы, приносимые ветром.
Минут через пять он приблизился к машине почему-то с моей стороны, и… оп! Прямо мне на колени упал букет дивно благоухающих синих цветов.
– Отличнице и настоящей красавице! – многозначительным тоном прокомментировав сюрприз, Андрей вернулся на водительское место.
А я, спрятав лицо в цветах, сидела и млела от удовольствия. И молчала, не зная, что сказать. «Спасибо» как-то не звучит: все же мы любовники, хоть и бывшие… Я все эти дни старательно избегала любого намека на близость, понимая, что тогда неминуемо выдам себя.
Вот умеет он удивить! Мы, пользуясь прекрасной погодой, направлялись за город на пикник у реки. И букет этот был полной неожиданностью. Как и вчерашнее сердечко с моим именем, выложенное на кухонном столе из маленьких молочных шоколадок. Как и неожиданный завтрак в постель. Как мое недавнее пробуждение в окружении целого моря букетов – ими была заставлена половина спальни. И много-много таких «как и». И все это с самым безразличным, а порой и снисходительным видом. С невозмутимыми комментариями, а то и вовсе молча.
Мне порой казалось, что он тоже хочет сказать мне что-то и тоже сдерживается. Но… вряд ли. Это же Добровольский! Просто для него принципиально, чтобы каждая волчица за ним перемещалась, захлебываясь слюной. Да и вообще, хотя течка и осталась позади и все вокруг словно немного притихло – правда, даже я заметила зашкаливающую концентрацию белых волков поблизости, – я теперь доподлинно знала, какой Андрей на самом деле. Суровый, безжалостный и эгоистичный! Поэтому его ухаживаниями не обольщалась, не верила…
– Лена, – устроившись на пледе на живописном берегу реки, мы дружно разглядывали облака в небе над нами, – а о чем ты мечтаешь? Ты же мечтаешь? Как, в идеале, представляешь себе дальнейшую жизнь?
Поперхнувшись воздухом – ну никак не ожидала от Андрея подобного вопроса, перевела на свою пару и по совместительству альфу потрясенный взгляд. Вот зачем он мне в душу лезет? Знал бы он, о чем я мечтала… А я мечтала, увы. О мире в собственной душе, о семье, о муже и детях – о своей настоящей паре и волчатах… белых. И тем большей горечью отдавало понимание – не для меня все это. Не то что от Андрея – ни от кого у меня детей не будет. А значит, и пары, поскольку какой волк смирится с больной самкой? Это противоречит нашей природе.
– Хочу изобрести салат, новый, которого никто-никто еще не делал. И… торт придумать! Вкусный-вкусный, – отшутилась я, вновь отводя глаза. Просто не могла вынести его взгляда, заглядывающего глубоко в душу.
– Лгунья ты, Ленка, – неожиданно жестко резюмировал Андрей и, резким, почти неуловимым движением нависнув надо мной, выдохнул вопрос: – А знаешь, о чем мечтаю я?
Сглотнув – ход беседы сильно смущал, – кивнула. Мне, правда, очень хотелось узнать. Только вот скажет ли?
– О тебе! – с таким знакомым прищуром серьезно поведал белый. – Так бы и «съел» тебя. Захватил безвозвратно в единоличное пользование и не выпускал никогда. До самой смерти ты была бы только моей. И наши дети рядом. Сильные, выносливые и здоровые. Я увез бы вас далеко, на край света. Где долгая ночь, мягкий искрящийся снег, прекрасная охота и полная свобода действий. Там можно быть собой, не опасаясь ничего. Там холодно и одновременно очень тепло в уютном теплом мехе. А еще там мой дом – настоящая берлога. И баня есть… Ленка, ты любишь баню? Я топил бы ее каждый день. И мы каждый вечер при лунном свете, проникающем в окно, мылись бы в ней в клубах пара, соприкасаясь влажными телами и целуясь до головокружения, согреваясь не столько жаром печи, сколько любовью. Тебе нравится моя мечта?
Добровольский угрюмо рассмеялся. Так и знала – издевается! А я… Мое бедное сердце сжалось от боли и тоски из-за несбыточности этого счастья, слезы едва не полились из глаз. С накатившим от злости усилием толкнула Андрея в грудь, чтобы освободиться. И тут же вскочила на ноги, пряча слезы.
– Абсурд, а не мечта, – язвительно, из-за ощущения уже невосполнимой утраты, отозвалась, не оборачиваясь к нему лицом. – Ты все никак не поверишь, что есть женщины, которым ты можешь не нравиться, вот и сочиняешь всякие глупости.