Ушибленные одиночеством
Шрифт:
Идеал недостижим - а Владислав Крапивин пишет именно об идеальной дружбе.
Второй тип читателей Крапивина, пожалуй самый многочисленный, это те, кто читает его с удовольствием, как в детстве, так и в зрелом возрасте, но никогда не впадают в экзальтацию, восторг, не составляют библиографий, не охотятся за фотографиями "каравелловцев" и т.д. Тип Второй - это люди, не испытывающие дефицита реальной дружбы и любви. Тип Второй спокоен, весел и порой романтичен.
И Третий Тип. Люди, которые прочитав одну-две книги ВПК начинают весело острить по их поводу... или просто
Думаю, рассуждать о Втором и Третьем Типах нужды нет.
Кто виноват и что делать? Тезисы ноябрьские.
Я далек от мысли, что именно книги ВПК в какой-то миг сбили нас, Тип Первый, с пути истинного, заставили гнаться за миражом невозможных эмоций. Скорее - мы хотели обмануться. Мы поверили бы и в что-нибудь другое. "Пермский треугольник", "Гербалайф", "Цептер"-посуду. В романтику и Настоящую дружбу верить, конечно же, приятнее. Говорю без всякой иронии.
Итак - Главный враг, подлый враг определен. Это мы сами. Мы хотим невозможного... вру! В нашем узком кругу мы способны получить именно такую дружбу, о которой мечтаем. До тех пор, пока удержимся в заданных схемой рамках. Вы никогда не дружили, сверяя себя с книгой?
Что делать? А это, ребята, каждый решит сам. Кто-то, пожалуй, удовлетворится чтением и перечитыванием Крапивина и последователей. Кто-то с радостью восполнит дефицит общения в "Лоцмане". Мой лишь совет дружите с иногородними. Видя друга раз-два в год проще ощущать Подлинность Дружбы.
Кто-то, возможно, возьмется за третий путь. Трансформировать моральноэтические, литературные, философские идеи ВПК в идеи СВОИ. И восхищаясь "пушистостью" (как называет это один мой московский друг) Крапивина, помнить - самый пушистый зверек имеет острые зубы и скверные привычки.
Друг - это не только пушистый мех. Это еще и пять-шесть черт характера, которые всегда хочется - и никогда нельзя - изменить.
Всегда сохраняя в себе детский восторг и чистоту, воспетую Крапивиным как никем иным, надо уметь смотреть и на реальную жизнь, реальный мир. Да, мы поддались на магию огромного таланта...
Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от детских своих катастроф.
Детям вечно досаден
Их возраст и быт И дрались мы до ссадин,
До смертных обид.
Но одежду латали
Нам матери в срок,
Мы же книги глотали,
Пьянея от строк.
Да, мир книг Крапивина был слишком прекрасен для нас, распятых на оплывших идеалах и поблекших победах. И так здорово было выйти на бой с Ящером, кинуть палку в манекена, доказать злой учительнице, что она не права.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз,
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших слетая на нас.
И пытались постичь Мы, не знавшие войн,
За воинственный клич
Принимавшие вой, Тайну слова "приказ",
Назначенье границ,
Смысл атаки и лязг
Боевых колесниц.
А самым главным для нас была дружба и любовь, верность и преданность, что так яростно кипели на страницах любимых книг, что помогали победить любое зло...
А в кипящих котлах прежних воин и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на роли предателей трусов, иуд,
В детских играх своих назначали врагов.
И злодея следам
Не давали остыть,
И прекраснейших дам
Обещали любить;
И друзей успокоив,
И ближних любя,
Мы на роли героев
Вводили себя.
И книги, которые мы любили, были такими живыми, такими реальными. И Гелька Травушкин был куда ближе и лучше соседа по парте. Уже не хотелось дружбы обычной. Но! Ребята! Опомнимся!
Только в грезы нельзя насовсем убежать:
Краткий век у забав - столько боли вокруг!
Попытайся ладони у мертвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.
Испытай, завладев
Еще теплым мечом
И доспехи надев, Что почем, что почем!
Разберись, кто ты - трус
Иль избранник судьбы,
И попробуй на вкус
Настоящей борьбы.
Скажите, а вы способны стать друзьями не по переписке? Не по книгам? Способны на "командорство"? Владислав Петрович Крапивин уже много лет доказывает - он способен. И ребята из "Каравеллы", уверен, тоже способны. У них, кроме книг, была еще и жизнь. С ВПК - реальным человеком, со всеми его плюсами и минусами, с настоящим фехтованием и подлинными штормами, и, главное, реальными друзьями.
И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг,
От того, что убили его - не тебя,
Ты поймешь, что узнал,
Отличил, отыскал
По оскалу забрал Это смерти оскал! Ложь и зло, - погляди,
Как их лица грубы,
И всегда позади Воронье и гробы!
Да, нам дали романтический пинок и светлый идеал. Но то, что он был дан книгами, породило чудовищный по непредсказуемости эффект. Мы не смогли (в большинстве своем), претворить книги в реальность. И стали творить реальность из книг. Сможем ли мы использовать этот шанс - перевести данное Крапивиным из абстрактно-красивой плоскости в плоскость реальную, жизненную? Найти свой вариант приложения романтики, доброты, дружбы? Увидеть парус своего корабля, своей каравеллы? Или сведем все к говорильне о книгах Крапивина, поискам рапир, медных пуговиц и настоящего друга?
Если путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал что почем, Значит, нужные книги ты в детстве читал!
Если мяса с ножа
Ты не ел ни куска,
Если, руки сложа,
Наблюдал свысока
И в борьбу не вступил
С подлецом, с палачом Значит, в жизни ты был
Ни при чем, ни при чем!
... Простите за полное цитирование песни Высоцкого. Я не знаю, какая из его песен больше всего нравится Крапивину. Мне - эта.