Ушкуйник. Бить врага в его логове!
Шрифт:
Часть лодок смяли сразу, проломили борта, разметали. Татары – пловцы никудышные, да и кто хорошо плавать сможет при полном вооружении? Шлем да кольчугу быстро не сбросишь, как и пояс с ножом и саблей. А на них еще и поддоспешники, которые быстро намокают и тянут вниз, на дно, не хуже грузил.
Татары на тех лодках, которым увернуться от первого удара удалось, пробовали проскочить между ушкуями. Тщетно! Гребцы ушкуев вытащили весла из уключин и давай ими по лодкам бить! Держали одно весло вдвоем, потому как – тяжелое, и удар
Татары в злобе и исступлении из луков стреляли, убить успели несколько гребцов, но и сами ко дну пошли.
На нескольких ушкуях тоже лучники нашлись. Только татарин из лодки приподнимется – ему стрелой в бок – р-раз! И всего-то треть судов успела опасное место пройти, а от лодок лишь щепки одни да кое-что из одежды плавает.
Своих убитых ушкуйники тоже за борт сбросили – суровая необходимость боя: веса меньше, ушкуй быстрее пойдет. Мертвому уже не поможешь, а живым жить надо и до дому поскорее добраться.
На левом по ходу движения – казанском – берегу татары выстроились в линию, дали залп из луков, да не долетели стрелы, в воду попадали. Широка Кама!
Караван прорвался, гребцам топорами и помахать не пришлось. Ушкуйники с тревогой смотрели на медленно проплывающий мимо них берег, где схватились русские и татарские конники.
Но постепенно бой русской и татарской конницы остался позади, и, судя по крикам и звону оружия, продолжался. Ушкуйники продолжали тяжелый подъем вверх по Каме. Костя ведь сам сказал: не останавливаться, прорываться. Только вперед!
«Как там трофеи наши на судах после схватки – целы?» – подумал Михаил. Насколько он мог охватить глазом, все суда каравана были целы. Потери, конечно, были – Мишаня сам видел проплывающие по реке тела гребцов, но суда были целы, стало быть – и трофеи тоже.
Татары на своем, казанском берегу вскочили на коней и скрылись в глубине берега, явно что-то замышляя.
– Небось за помощью поскакали, – заметил Павел. – Теперь, поди, попытаются конницей выше по течению караван перехватить. Только ничего у них не выйдет. На Каме перекатов нет, а если будем на стремнине держаться – ни одна стрела не долетит. Вот коннице нашей достаться может. Как-то у них там дела?
– Должны пробиться. Костя – воин опытный, башковитый, – уверил его Мишаня.
– Это – да. Да вдруг татарам помощь подошла? Не забывай – ордынцы по следу идут.
Оба с тревогой посмотрели назад, но караван уже прошел пологий поворот, и место боя осталось далеко позади, даже звуки не долетали.
Корабельщики на судах каравана перевели дух. С переднего ушкуя крикнули:
– Э-ге-гей, братья-славяне, велики ли потери?
– У нас – ни одного! – бодро крикнул в ответ Михаил.
На других судах, следовавших перед лобановской тройкой, дела были похуже. В столкновении с татарским речным дозором от стрел лучников погибли десятки гребцов.
Гребли до вечера, и только когда ветер спал и
Гребцы спать завалились, а Савву Михаил дежурным поставил. Земли вокруг чужие, враждебные, как бы татары пакость какую не учинили. Но – обошлось, ночь спокойно прошла.
Утром стали судить-рядить – дальше плыть или Костю с конницей ждать.
– Надо двигаться вперед, татары из Казани конную рать вдогон послать могут, – настаивали одни.
– А Костя? Вдруг им помощь наша нужна, раненых забрать?
– Он же сам приказал – не ждать, всем караваном плыть в вятские земли – сокровища сберечь.
Порешили кормчие все-таки двигаться дальше.
Ветерок слабый, едва парус наполнил. Однако же ушкуй, хоть и медленно, преодолевая течение, но вперед шел, как и другие суда. Ушкуйники назад больше глядели – не видать ли воеводы Юрьева?
Лишь около полудня вдали увидели скачущих всадников. И пока не понять – Костя или татары? Всадники приближались.
– Свои! – заорал кто-то. Видать, глаз зоркий – разглядел русские доспехи.
И в самом деле – это скакал Костя Юрьев с конной ратью. Даже на глаз видно было – не все всадники караван догнали. Четвертая их часть у слияния Волги и Камы осталась лежать в степи. И раненые были, едва державшиеся от слабости в седлах.
Пристал караван к берегу, перенесли бережно раненых на лодьи да ушкуи.
Костя вздохнул облегченно.
– Теперь хоть руки развязались. Раненых не бросишь, а воевать с ними несподручно. Удачно получилось, что у каравана ход замедлился, и мы вас догнали.
Он отвел в сторону Глеба, что плыл на ушкуе с трофеями из ханского дворца, и Мишаню.
– Плохо дело. По правому берегу вдогонку идут казанские татары, сотни две. Лазутчики мои костры посчитали на их стоянке. А по левому – ордынцы, тоже не меньше – как клещ вцепились, все никак не отстанут. Их башкиры задержали, и мы оторвались было, а тут бой с казанскими некстати начался. Кыпчаки не более чем в полудне пути от нас. Если степняки соединятся…
Костя не договорил, махнул рукой.
К воеводе подходили с проблемами десятники. Один вопрос решался, да тут же возникал следующий.
Улучив момент, Костя вернулся к прерванному разговору:
– Нам бы только до вятских земель добраться. Там леса глухие, непроходимые. А главное – с охотниками я заранее переговорил, неожиданность преследователей ждет. А вы держитесь вместе – ты, Глеб, и ты, Михаил. Чтобы суда в целости до Немды довести.
– Костя, соромно мне от басурманов бегством спасаться, я ведь воин, и люди мои тоже. Дай нам коней, тебе помощь будет.