Ушкуйник

Корчевский Юрий Григорьевич

Впопыхах он пробежал сени, не заметив развешанного на стене инструмента. Схватив топор, вернулся к амбару, обухом топора двумя ударами сбил замок и отворил одну створку двери.

— Выходи, люд православный, свобода!

Из проёма выглянуло несколько испуганных лиц.

— Да это же купчик молоденький, из обоза нашего!

И тут же из амбара посыпался народ. Оказалось, что тут сидели в заточении не только хлыновские обозники. Были и устюжане — даже люди из Ярославля и Владимира.

Большую партию живого товара для продажи

приготовили вотяки. Кто-то благодарил Мишку за спасение, некоторые, не веря в освобождение, бросились в лес. Были и такие, кто, выломав жерди из забора, побежали по улице к центру, надеясь встретить обидчиков и поквитаться.

Мишка взял лошадь под уздцы и повёл к площади.

Бой уже закончился. Недалеко от костра сидели на снегу связанные вотяки. Сюда же подтянулись и освобождённые пленники.

— Что с ними делать будем? — с коня вопрошал Кондрат.

— Смерть! Смерть им!

Не раздалось ни одного голоса в защиту.

— Повесить! — распорядился Кондрат.

Воины шустро перекинули верёвки через ветки деревьев, и вскоре все пленные вотяки уже были повешены.

— Как тати поганые сдохли, а не воинами в бою погибли! — сплюнул Кондрат. — Идите по домам, забирайте сани и своих лошадей.

И сами воины тоже пошли по избам — собирали трофеи: шкурки зверей, оружие, железные изделия.

На околице формировался обоз. Купцы, отыскав своих коней и сани, выезжали на окраину деревни. Женщин и детей, разрешив им одеться, сажали в сани. По избам как ураган прошёлся — забрали всё, что имело мало-мальскую ценность.

— Поджигай! — скомандовал Кондрат. Воины в факелами подожгли всё — избы, хлева, амбары, сараи.

Вскоре вся деревня превратилась в один большой костёр. Жар стоял такой, что его ощущали на большом расстоянии, и под санями таял снег.

— Ещё одному разбойничьему гнезду пришёл конец. И так будет со всеми, кто не хочет жить в мире с соседями! — громко, так, что слышал весь обоз, сказал Кондрат. — А теперь — в Хлынов.

Они отошли от горящей деревни вёрст на пять и стали на ночёвку. Мишка спросил у Кондрата:

— Чего было деревню жечь? Переночевали бы в тёплых избах, пленных жителей — в амбар, а поутру бы уже и тронулись.

— Неразумно! Никто не может быть уверен, что кто-то из жителей не сбежит, да и с соседней деревни воинов не приведёт. К тому же я свою сотню знаю. Пока всё пиво из погребов не выпьют, не остановятся. Имеют право — деревню на меч взяли. А башкой своей не думают, что опасно. Вот и увёл их от греха подальше.

Объяснение простое. Мишка думал иначе, не зная психологии победителей. Правда, воины и здесь пили найденное в деревне вино, но украдкой. Потому как пить в походе в боевых условиях — серьёзный проступок. Учует сотник — дома, в Хлынове, придётся плетей отведать.

Едва рассвело, они стали собираться в путь. К Кондрату подошёл один их десятников:

— Какого чёрта взяли их в полон, сам не пойму. Из-за темноты, что ли?

— А что такое?

— Да

старух полно.

— Заруби их, и вся недолга. Все равно татарам их не продашь.

— Кондрат, постой, — встрял в разговор Мишка, — не бери грех на душу. Тебе они не нужны — так отпусти.

— Эка удумал] — выругался десятник. — Где же это видано — полон отпускать?! Хотя бы выкуп получить.

— Кондрат! Всё равно их не продашь — отпусти. Деревня их сожжена, сыновья и мужья убиты. Куда им возвращаться?

— Известно куда — в соседние деревни.

— Вот! Придут и расскажут, что воины их на русский обоз напали. А не прошло и седмицы, как заявились в деревню русские воины. Женщин и детей в полон взяли, воинов убили, деревню сожгли. Как думаешь — будет ли у других воинов желание беспокоить наши земли, обозы грабить? Да они трижды подумают, чтобы на свои жилища беды не навлечь.

Кондрат подумал, хлопнул Мишку по спине. А кулаки у него пудовые, рука тяжёлая — тот аж присел.

— Мудр не по годам, как змей-искуситель. За то тебя Костя и жалует. Быть по-твоему.

Кондрат повернулся к десятнику.

— Слышал? Отпусти с миром.

Воины пошли по обозу, отыскивая старых, больных да калечных, — отвели их в сторону. Набралось изрядно.

Кондрат встал на сани.

— Эй, вы! Мы вас освобождаем, идите себе с миром. Соплеменники не оставят вас без крыши над головой. И передайте своим воинам и вождям — впредь так будет всегда. Ежели кто нападёт на наши деревни, сёла или обозы, сам будет наказан. Наше возмездие постигнет всех, и ваша деревня — только первая. Пусть убоятся! Хотят жить мирно — пусть торговать приезжают. Ну а если руки чешутся саблей помахать, так мы эти руки обрубим.

С этими словами Кондрат спрыгнул с саней. Пленные и воины слушали его речь с удивлением. Мишка, знавший Кондрата и ранее, подумал, что такой длинной речи от него он не слышал никогда.

Старухи, не веря в своё освобождение, потихоньку побрели по санному следу назад, к сожжённой деревне. Оглядывались сперва часто, опасаясь каверзы — не начнут ли русские в спины из луков стрелять? Так и ушли.

А обоз, вмиг полегчавший, отправился дальше, на Шадрино. Засветло еще встали на постой. Для воинов переход был плёвый, но освобождённых обозников и пленных надо было кормить, да и замёрзли они за день пути.

Всё-таки, с остановками и ночёвками, обоз добрался до Хлынова. Когда в городе узнали, что обоз с освобождёнными невольниками на подходе, то семьи купцов и ездовых вышли встречать его прямо к городским воротам. Радостные возгласы, объятия, слёзы радости.

Мишка слез с коня — так же, как и Савва. Они отдали поводья воинам и простились с Кондратом.

— Славные вы парни, ей-богу, — есть в вас жилка воинская. С удовольствием взял бы вас в свою сотню.

— Костя тоже обещал к себе в сотню взять, да не сдержал обещания, — смеясь, ответил Мишка. Потом серьёзно: — Не моё это.