Ушкуйники
Шрифт:
Оставалось с горечью признать, что, несмотря на все усилия святых отцов и рыцарей-монахов, варвары-язычники по-прежнему прибегают к помощи нечистой силы. А против нее, как известно, даже крестное знамение и молитвы бывают иногда бессильны. Недаром о том пишут в своих житиях монахи, отшельники и прочие страдальцы за веру. Приняв сей факт за какое-никакое оправдание, Дитрих фон Альтенбург слегка успокоился, после чего с еще пущей энергией принялся руководить тушением горевших конюшен и амбаров с запасами провизии.
Сочувствия от Бернхарда фон Шлезинга комтур, увы, не дождался: госпитальер лишь грозно рычал, в бессильной злобе глядя на разор, учиненный проклятыми язычниками. Собственно,
Все это время Адольф фон Берг почивал сном праведника. Когда же наконец проснулся и вышел во двор по нужде, удивлению его не было границ. Госпитальер долго стоял на пороге, тупо взирая на дымящиеся останки конюшен и на чумазых людей, похожих на кого угодно, но только не на вчера еще подтянутых, чисто выбритых кнехтов. Узнав от одного из слуг о ночном происшествии и выйдя из ступора, Адольф фон Берг довольно грубо выразился в адрес недостаточно осторожного, по его мнению, комтура. А затем напыщенно объявил, что коль в Ландесхуте не осталось более храбрецов, он немедля отправится в погоню со своим маленьким отрядом, состоящим из оруженосцев и слуг. Бернхард фон Шлезинг охотно его поддержал, благо уже начало светать и гибельных засад в ночное время для незнакомых с местностью рыцарей, можно было теперь не опасаться.
Дитрих фон Альтенбург хотя и побаивался лишиться части гарнизона (во-первых, людей и так осталось мало, а во-вторых, вдруг ночное нападение – всего лишь прелюдия к штурму или осаде крепости?), вынужден был все же согласиться с намерением рыцарей и даже пополнить их отряд несколькими собственными конными кнехтами. Кроме того, один из его сариантов доставил в крепость прусса-христианина, опытного охотника и следопыта, согласившегося взять на себя роль проводника отряда. По стрелам и следам, оставленным нападавшими, тот мигом определил, что Ландесхут посетили сембы. А поскольку они не принадлежали к его племени (сам он был скаловитом), то с легким сердцем тут же определился с направлением поиска и повел тевтонцев по старой охотничьей тропе.
…Дождавшись, когда отряд во главе с Бернхардом фон Шлезингом исчезнет из виду, беглецы продолжили путь. Но уже совсем скоро услышали шум битвы: крики раненых, звон оружия, ржание лошадей, гулкие удары мечей о щиты… Неужели тевтонцы на кого-то напали? Но кого они могли встретить в этих глухих, диких местах? Однако кем бы там враги ордена ни были, им непременно следовало помочь.
Не сговариваясь, беглецы прибавили ходу и вскоре выскочили на просторную поляну, где кипело настоящее сражение. (Дабы задержать возможную погоню тевтонцев и позволить Комату с белыми кобылицами беспрепятственно скрыться, Скомонд просто-напросто устроил здесь засаду.)
Таваст мгновенно узнал в пеших воинах пруссов, поэтому не раздумывая сцепился с первым же попавшимся на глаза кнехтом, успевшим потерять в бою лошадь. Впрочем, конных тевтонцев осталось уже немного: будучи опытными и дальновидными бойцами, пруссы в первую очередь вывели из строя именно вражеских лошадей, дабы избежать дальнейшего преследования. Они метко выбили всадников из седел стрелами и дротиками, и теперь растерянные животные либо метались по поляне в поисках хозяев, либо в страхе ломились сквозь заросли в глубь леса. В седлах оставались пока лишь Бернхард фон Шлезинг, Адольф фон Берг да два их оруженосца в прочных доспехах. Поляна была густо усеяна телами поверженных кнехтов.
Завидев Бернхарда фон Шлезинга, бесчестного мерзавца и подлого обманщика, Венцеслав вновь взъярился и решил повторить трюк, продемонстрированный на турнире, только уже без участия коня. Шустро облачившись в снятые с убитого кнехта кольчугу и латы, он, насколько позволяла лесная тропа, разогнался и на огромной скорости буквально взлетел на жеребца Бернхарда фон Шлезинга, примостившись позади ненавистного всадника. Пожалев в душе, что нет с собою мизерикорда – тонкого трехгранного кинжала, которым можно было бы прикончить врага одним метким ударом в сочленение панциря, Венцеслав, как и в Кёнигсберге, попросту сбросил тевтонца на землю.
Рыцари тех времен практически все обладали недюжинной силой. Чезаре Борджиа, к примеру, одним ударом меча отрубал голову быку, а ударом кулака опрокидывал лошадь. Польский рыцарь Завиша, герой Грюнвальдской битвы, мог выжать рукой сок из ветви дуба, метнуть копье на расстояние в семьдесят метров и, будучи в легких доспехах, перепрыгнуть через лошадь. Немецкий рыцарь Конрад фон Своген, обороняя свой замок, в течение двух часов бесперерывно разил нападавших громадным двуручным мечом и уложил при этом аж девятнадцать человек. Византийский император Иоанн Цимисхий в полном вооружении перепрыгивал, оперевшись на копье, сразу через четырех коней, поставленных бок о бок, а также поднимал лошадь на плечи и пробегал с нею порядка пятидесяти метров. Русский витязь князь Боброк разрубал татарской саблей коня пополам. Стрела средневекового английского лучника, выпущенная из боевого лука с расстояния в триста метров, пробивала рыцарские доспехи. Талантливый сарацинский военачальник султан Салах ад-Дин бился двумя дамасскими саблями одновременно и однажды в бою рассек девятерых рыцарей-крестоносцев от ключицы до бедра, невзирая на их доспехи. Так что и в трюке Венцеслава не было, собственно, ничего из ряда вон выходящего.
Однако и Бернхард фон Шлезинг не сплоховал. Приземлившись довольно удачно, он тотчас принял боевую стойку и выставил меч вперед, благо сегодня его облачение было гораздо легче турнирного и он чувствовал себя достаточно свободно.
– Русский пёс! – прорычал тевтонец спрыгнувшему с коня вслед за ним Венцеславу. – Мне надо было убить тебя еще в Кёнигсберге!
– Наконец-то я добрался до тебя, подлый немецкий хорек! Защищайся, ублюдок! – крикнул в ответ Венцеслав и обрушил на противника вихрь молниеносных и страшных по силе ударов.
Оба сражались без щитов, поэтому и тот и другой надеялись лишь на присущее им мастерство фехтовальщиков.
Меж тем мудрый воевода Горислав, с наскока окинув взглядом поле боя, сразу понял, что прусские воины исполняют здесь роль заградительного отряда, прикрывающего отступление какого-то важного лица. Одновременно отметил мысленно, что место для засады выбрано идеально: с двух сторон просторной лесной поляны высились беспорядочные нагромождения валунов, принесенных сюда, видимо, в эпоху оледенения, среди которых росли небольшие деревца, позволяющие вести из-за них стрельбу из луков, как с крепостного вала.