Ушкуйники
Шрифт:
– И чаво в ентом янтаре такого особливого? – Носок потрогал свой пояс, густо улепленный янтарными пластинами. – Цены на него, конешно, непомерные… енто да. Но как по мне, так серебро гораздо лучше. И не горит, и не ржавеет.
– Янтарь защищает от несчастий, дарует удачу на охоте, лечит от многих болезней, – продолжил делиться познаниями Горислав.
– А если положить его на грудь спящей жены, то она сознается во всех своих дурных поступках, – поддержал его Венцеслав с лукавой улыбкой.
– Хорошо тебе, холостому, шутить, – сердито ответил Горислав. – А у меня сердце кровью обливается, как подумаю о жинке своей да о детках. Как они там без меня? Не забижает ли кто? А сознаваться моей голубке не в чем. Она мне до могилы
– Прости меня за глупые слова, – виновато опустил голову Венцеслав. – Моя сестра действительно верный человек. Она никогда тебя не предаст.
– Э, да они, оказывается, сродственнички! – ткнул Носок Стояна кулаком в бок.
– Кто бы сомневался! Они ж друг за друга в огонь и воду пойдут…
Перед началом пира к гостям пожаловал сам криве-кривайто Небри с помощниками, жрецами высокого ранга, и те произвели над чужеземными героями необходимый обряд очищения, благодаря которому те как бы превратились на некоторое время в соплеменников сембов. Дело в том, что пруссы почитали природу как единое скопление больших и малых богов: солнце, луна, звезды, гром, птицы и даже жабы – все считалось у них божествами. Имелись также у пруссов заповедные священные леса, поля и реки, где никому не позволялось рубить деревья, пахать землю или ловить рыбу. И все-таки самыми почитаемыми местами считались у них испокон веков священные рощи. В одной из таких рощ и намечено было сегодня провести пир и произвести обряд жертвоприношения по случаю возвращения Большого Знича, но войти в такую рощу разрешалось только человеку своего племени. Для того, собственно, по отношению к гостям и был произведен обряд очищения-посвящения.
Когда процессия вышла за ворота городища, Небри снял расшитую серебряной нитью темную накидку с предмета, который бережно нес в вытянутой вперед руке, и вся толпа невольно ахнула: на ладони криве-кривайто засияло маленькое солнце! По случаю большого праздника жрецы решили явить соплеменникам Большой Знич, дабы придать им пущей уверенности в своих силах, а попутно и изгнать хвори из болезных.
Вместе с ахнувшей от восхищения толпой вскрикнул невольно и Стоян, но по иной причине. Мало того, что оберег, висевший у него на шее, вдруг засверкал ярким светом, пробившимся даже сквозь полотно рубахи, так он еще и сильно обжег кожу.
– Ты енто… чего?! – удивился Носок, заметив, что Стоян подпрыгнул на месте, скривился от боли и полез за пазуху.
По счастью, приятели шли не впереди и не в центре общей процессии, так что на их вынужденную остановку внимания почти никто не обратил.
– Дай какую-нибудь тряпку! – простонал Стоян. – И поскорее!
Носок хотел было продолжить расспросы, но увидев, сколь болезненно исказилось лицо приятеля, ринулся к расположенной в стороне от дороги «сушилке» – протянутым на уровне пояса жердям, на которых после вымачивания в специальном отбеливающем растворе сушились сейчас льняные полотнища. Оторвал кусок холстины, он так же бегом вернулся обратно. Стоян жадно выхватил у него из рук полотняный лоскут, снял с себя оберег, замотал его в тряпку и засунул в поясную кожаную сумку.
– Ничего себе! – воскликнул, вытаращив глаза, Носок при виде обширного ожога на груди приятеля. – Енто што… из-за той штуки? – Он опасливо ткнул пальцем в сторону сумки.
– Уф-ф… – облегченно вздохнул Стоян. – Ну да, из-за нее, родимой… Эх, жиром бы смазать… – Он потрогал обожженную кожу и поморщился.
– Сядем за стол – смажешь, – рассудительно подсказал Носок. – А то где я тебе тут жир найду?
– И то верно…
Неожиданно Стоян напрочь забыл о боли. Даже слова Носка, продолжавшего о чем-то разглагольствовать, доносились теперь до него словно издалека. Парень просто вспомнил вдруг свое ночное видение во время вынужденного пребывания в капище Чернобога. «Я подарил тебе частичку божественной мощи, – сказал ему тогда воин на скале. – Она пока мертва, но руны сказали мне недавно: „Придет Тот, Которого Ждали“. Огонь высшей мудрости воссияет над твоей страной, парень, и в конечном итоге именно она будет править миром. Так решили боги. Оберег приведет тебя туда, куда нужно. Но поспеши: священный огонь может попасть в чужие руки и тогда заполучить его будет очень трудно».
Неужели маленькое солнце в руках Небри и есть тот самый священный огонь? Но если это так, то как же можно забрать его у сембов? Украсть? Однако для этого придется убить стражников, а нарушение закона гостеприимства – очень страшный грех! Его ничем нельзя будет замолить. «Выходит, я опоздал, – засокрушался мысленно Стоян. – Ох, как худо! Но тот странный воин тоже хорош! Мог бы и подсказать, где находится священный огонь, чтоб я не плутал столько времени в потемках. Выходит, Скомонд меня опередил… Ишь каким гусем выступает теперь впереди всех вместе с Небри! А что, заслужил… Эх!» Стоян горестно вздохнул и потупился. От праздничного настроения не осталось и следа. Мир вокруг окрасился в серый цвет, и даже во рту пересохло от обиды.
Пока Горислав и Венцеслав наравне со всеми сембами не отрываясь смотрели на чудо, горевшее в руках главного жреца без пламени и дыма, за суетой приятелей-ушкуйников исподволь и с горькой ухмылкой на лице наблюдал Свид. Он единственный из всех участников процессии имел при себе оружие: привязал безотказный свой нож к ноге и укрыл под штаниной. Жрец-таваст не боялся гнева Окопирмиса – его личным главным божеством был Чернобог. Отследив, как именно Стоян распорядился своим оберегом, Свид переключил внимание на священный огонь в руках криве-кривайто. Будь у него малейшая возможность, он убил бы не раздумывая и Небри, и вообще любого, кто посмел бы встать на его пути! И все ради того, чтобы вожделенный Большой Знич оказался на его острове, в святилище Чернобога…
Тем временем процессия продолжила путь и вскоре достигла рощи Окопирмиса, где каждое дерево без исключения считалось священным. Обширная поляна, предназначенная для грядущего праздника, представляла собою почти идеальный круг. По всему периметру ее высился природный частокол из мощных вековых дубов. Посреди поляны попарно стояли четыре массивных столба. Возле каждой пары из них лежали охапки сухого хвороста и дров. А по краям поляны, по всему кругу, были расставлены скамьи и пиршественные столы, покрытые белыми скатертями с черно-красной вышивкой на кромке. У столов хлопотали жрецы Окопирмиса и слуги: расставляли еду и напитки. Подле столбов стояли жрецы-тулисоны и лигашоны, ведавшие погребальными церемониями: намеченное на сегодня жертвоприношение являлось именно их прерогативой. Причем они были здесь единственными, облаченными в черные одежды.
Небри торжественно водрузил священный огонь на высокую подставку, специально выкованную для такого случая, и в благоговейной тишине, нарушаемой лишь шелестом листьев и пением птиц, затянул речитативом длинную молитву. По окончании же ее прикрыл священный огонь, успевший не только разгореться пуще прежнего, но и разрастись в размерах, специальным жестяным колпаком с нанесенной на него позолотой. И лишь после этого дал сигнал к началу пира.
При виде ломящихся от изобилия блюд столов Стоян мигом забыл и про священный огонь, и про свой ожог. Разносортная дичь, рыба соленая и запеченная на костре, вяленые оленина и медвежатина, кровяные лепешки и кровяные колбаски, свиные окорока, сдобренные медом и лесными ягодами каши, тушеные грибы, орехи в мёде, разномастные румяные пироги… У парня буквально глаза разбежались и дух захватило. Одна беда: на столе присутствовали только ножи из оленьих да лосиных рогов, поэтому дичь приходилось разрывать руками. Впрочем, вспомнив наконец о своей больной груди, Стоян незаметно для окружающих потер место ожога жирными пальцами и на том и успокоился – пора было налегать на разносолы.