Ускользающие тени
Шрифт:
– Тогда мне хотелось побыстрее порвать с Найджелом, я желала только никогда с ним не встречаться. А теперь все происходит несколько иначе, – попробовала оправдаться Сидония.
– Возможно, и все равно помни мой совет. Подожди, пока ирландец не вернется. Ты сможешь вновь завоевать его привязанность, как только окажешься рядом, и уже точно будешь знать, что надо делать, верно?
Сидония улыбнулась.
– Сегодня ты говоришь такие мудрые слова!
– И это тебя раздражает?
– Совсем чуть-чуть. Вероятно, потому, что ты видишь меня насквозь.
– Нет, этого я не умею, – покачав головой, ответила Джейн. –
– И это материнские наставления? – насмешливо спросила Сидония.
– Ты уже слишком взрослая, чтобы наставлять, тебя, но я знаю, что следует делать.
– По-моему, о твоем ужасном поведении следует рассказать отцу.
Джейн рассмеялась:
– Попробуй, если хочешь, но именно он когда-то наставлял меня так же. В то время я была его юной невестой.
Мама до сих пор поразительно молодо выглядит, думала Сидония, особенно с ее короткой стрижкой и модной одеждой, которую она может носить благодаря своей подтянутой фигуре.
– Мне уже тридцать четыре. Тебе был двадцать один год, когда родилась я. Значит, мне особенно не на что надеяться? – Сидония внезапно ощутила жуткую подавленность, смешанную со страстным желанием иметь ребенка. – Я бы хотела забеременеть от Финнана, – с болью добавила она.
Джейн сухо взглянула на дочь:
– Ты говорила ему об этом?
– Конечно, нет.
– И напрасно.
– Почему ты так говоришь?
– Уверена, он стал бы на тебя молиться.
Сидония решительно потрясла головой:
– Я уже вела подобные беседы с Родом, и они просто приводят меня в бешенство. Что мне прикажешь делать? Носить этикетку с надписью: «Пусть я музыкант, но вы способны задеть мои чувствительные струны»? В большинстве своем мужчины – жалкие создания, просто ублюдки.
– Даже твой юный скрипач?
– Алексей? Нет, он совсем другой. Он терпеть не может подражать кому-либо.
– Тогда очень жаль, что его не будет в Париже, – решительно заявила Джейн.
– Что ты имеешь в виду? Он совсем младенец, дитя, едва выросшее из пеленок…
– Ну и что? – излишне резко перебила ее Джейн с понимающей улыбкой.
Даже при резком ветре город кажется очаровательным, думала Сидония. Она стояла на Пляс-де-ла-Конкорд в своей русской шапке с опущенными ушами и вспоминала судьбу Марии-Антуанетты, умерщвленной на этой огромной и пустынной площади. Слышанная некогда история о трагедии этой королевы казалась теперь как нельзя более понятной, особенно при воспоминании о том, что несчастной женщине пришлось облегчаться публично во дворе тюрьмы, где ее содержали, Консьержери, и со страхом взирать на ожидающую ее телегу. Подобно забавному пенсне Екатерины Великой, эта подробность, касающаяся человеческих слабостей, внезапно сделала французскую королеву совершенно реальной в глазах Сидонии, женщины из другого века.
Утром накануне Нового года в воздухе чувствовалось приближение снегопада, но, несмотря на холодную погоду, Сидония не отказалась от мысли побродить по французской столице. Из всех городов мира Париж был ее излюбленным местом для прогулок. Отлично зная город, Сидония пересекла огромную площадь, по которой ходила еще в студенческие времена, и направилась
Этим утром она проснулась в шесть и уже успела порепетировать три часа, надеясь попозже повторить упражнения. Устроив себе перерыв, музыкантша без колебаний отправилась бродить по городу мимо Триумфальной арки, по авеню Фош в сторону Порт-Дофин. Именно через эти ворота Марию-Антуанетту доставили в Париж в 1770 году – тогда она еще была пятнадцатилетней невестой дофина. В то время Саре Леннокс исполнилось уже двадцать пять, думала Сидония, она успела перенести неудачный брак. Насколько ощутимо меняются времена и меняются ли они вообще?
Выйдя через ворота, Сидония медленно прошлась по улице Сюренье к Булонскому лесу, напевая на ходу: «Бродя по прохладному Булонскому лесу, слышишь, как девушки мечтают: „Он будет богачом!“ Ловлю их вздох, желая умереть, и вижу, как хорошенькие глазки с восторгом следят за юнцом, сорвавшим банк в Монте-Карло».
Ее пение оборвалось, как только Сидония завернула за угол аллеи, выйдя к пруду и увидев впереди праздник в полном разгаре – прелестный бал в маскарадных костюмах. Улыбаясь очарованию этой пестрой толпы мужчин, женщин и детей, одетых в костюмы середины восемнадцатого века, Сидония поспешила присоединиться к ним.
Она видела детей, как будто явившихся из сказки, – они бегали, гоняя перед собой обручи, видела дам, разодетых по последней моде, элегантные кавалеры которых в военных мундирах учтиво улыбались и грациозно кланялись. В листве деревьев блестел свет фонарей, лодки на пруду тоже были освещены. В толпе виднелось великое множество настоящих денди; цветочницы пробирались между ними с корзинами своего нежного товара. Воздух был напоен удивительными ароматами: сочетанием крепких духов, немытой кожи, гвоздики, конских каштанов и уличной пыли. Вдалеке вспыхивали и рассыпались дождем фейерверки, их сияние придавало сумеречному небу сиреневый оттенок. Ощущение невероятного веселья и роскоши подчеркивалось присутствием одной особенно изящно одетой девушки, которая сидела в тени деревьев и изучала Сидонию с приятной усмешкой. Это была Сара Банбери, урожденная Леннокс.
Сидония поняла, что этого и следовало ожидать. Сам вид и запах толпы показался ей слишком реальным, и она не впала в заблуждение, думая, что присутствует на карнавале или съемках исторического фильма. Сара и в самом деде была в Париже, она произнесла: «Добрый вечер» – и протянула руку, наконец-то сообразив, что от Сидонии не следует ждать опасности, что она не причинит вреда, будь эта женщина живым существом или призраком. Музыкантша хотела ответить, попыталась перешагнуть барьер веков и коснуться руки Сары, но внезапно видение поблекло, смазалось, подобно пустынному миражу, а потом и вовсе исчезло.
Она вновь очутилась в зимнем Болонском лесу, где было светло и холодно и начинал падать снег. Поняв, что холод пробирает ее до костей, Сидония поплотнее запахнула пальто и направилась к стоянке такси, чтобы вернуться в отель на улице Сент-Гиацинт. Но даже, в знакомом номере ее повсюду окружали воспоминания. Отель размещался в особняке восемнадцатого века, принадлежащем одной из старших фрейлин Марии-Антуанетты. В самом деле можно было предположить, что здесь бывали королева и Людовик XVI, не говоря уж о Елизавете I, великой любительнице путешествовать.