Условия абсолютного добра
Шрифт:
Для пояснения онтологического преображения любящих друг Друга лиц Флоренский приводит слова Иисуса Христа: «Если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного. Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18, 19–20). Действительно,
безусловное согласие двух лиц во всем, достигающее полного единодушия их, возможно лишь при полном освобождении от эгоистической самости и следования обоих любящих друг друга лиц единой воле Божией. Такая совершенная любовь, говори Флоренский, есть «восхождение людей в таинственную духовную атмосферу около Христа, приобщение Его благодатной силе»., она «претворяет их в новую духовную сущность,
В нашем психоматериальном царстве любовь никогда не бывает вполне совершенной, никогда не достигает полноты конкретного единосущия; но более или менее высокие ступени ее, сопутствуемые хотя бы частичным преображением нашего существа, доступны и нам; все свойства любви Царства Божия, хотя бы в ослабленном виде, осуществляются и в земном бытии. Даже неразделенная любовь высоко поднимает любящего, так как он становится носителем не только своей, но и чужой жизни; поэтому и неразделенная любовь способна мощно влиять на жизнь любимого.
Индивидуальность личности невыразима ни в каком ограниченном определенном «что», ни в каком качестве. Поэтому в случае подлинной любви к личности нельзя сказать, «за что» мы любим. Нередко мы говорим, что любим одного человека за его добродушие, другого за его глубокий ум или за нравственную чуткость. В этих случаях или любви к личности нет, а есть любовь к ценностям, осуществленным в перечисленных качествах, или же любовь к личности есть, но, желая указать ценность любимого, мы ссылаемся на какое-либо сложное качество его, пронизанное всей его индивидуальной природой. В таком случае попытка выразить в отвлеченных понятиях основания своей любви неточна. Любить за осуществленные добрые качества нетрудно, но такая любовь не есть вершина личной жизни и способность к ней не есть особенно большая заслуга. Неличный и поверхностный характер такой любви ясно обнаруживается тогда, когда любовь
к лицу охладевает, как только оно проявит какое-либо дурное качество. «Полюбите нас черненькими, беленькими всякий полюбит» _ говорит пословица. В самом деле, индивидуальная личная любовь объемлет всего любимого человека вместе с его недостатками, и даже чем ярче обнаруживаются недостатки, тем более обостряется и становится жертвенной такая любовь; особенно часто она встречается в отношениях родителей к ребенку, вольному телесно или душевно («хоть дитя и криво, да отцу, матери мило»), или в тех случаях, когда девушка любит лицо с преступными задатками и вступает в брак с ним для спасения и возрождения его.
Неудивительно, что личная любовь простирается на всего человека в целом. Личность, осуществляющая в Царстве Божием свою индивидуальную нормативную идею, есть индивидуальная абсолютная ценность, неповторимая и незаменимая. Когда личность находится в состоянии падения вне Царства Божия, она осуществляет жизнь, полную недостатков, реализуя свою идею искаженно. Однако и в самом своем падении она остается своеобразной; сквозь самые недостатки ее просвечивает ее незаменимая и ценная единственность; в какой-нибудь улыбке больного ребенка, в каком-либо движении
Такой же характер направленности на индивидуальное целое, несмотря на его недостатки, имеет и любовь к личностям высшего порядка — к отечеству, нации, государству. Кто говорит, что любит свою родину, поскольку в ней «хорошие законы», у того нет подлинной любви к ней.
Принять в душу свою любимое лицо со всеми его недостатками — это не значит вступить на путь потворства его дурным качествам, страстям. Подлинная любовь, зорко проникая в идеальную сущность любимого существа, открывает наилучшие способы воспитания его и дисциплинирования; в особенности она дает способность заразить другого человека своим примером, своей любовью к той или другой великой ценности и деятельностью, в которой она реализуется или усваивается.
Где есть потворство порокам любимого существа или даже содействие их развитию, там, наверное, к бескорыстной личной любви присоединяется еще эгоистическая любовь и в связи с нею желание угождатьлюбимому, чтобы привязать его к себе покрепче. В случае подлинной любви стремление к совершенству любимого сильнее, чем страх потерять его расположение, причиняя ему страдание дисциплиной, воспитанием или иногда и наказанием. В семье, где родители действительно любят своих детей, их возмущение дурным поступком ребенка нисколько не направлено на самое личность ребенка, а только на дурное эмпирическое
качество его; поэтому такой гнев не оскорбляет любимого и не унижает его.
Любовь к личности включает в себя сострадание, но лишь как подчиненный момент: основное стремление, вытекающее из любви, есть забота о полноте жизни и раскрытии активности любимого существа. Это положительноесодержание любви необходимо связано и с отрицательныммоментом освобождения любимого от страдания путем установления причин его или путем возвышения над ним. Такое положительное понятие любви тесно связано с христианским мировоззрением, согласно которому индивидуальная личная жизнь есть абсолютная ценность. Согласно философии буддизма, наоборот, личная жизнь и вообще всякое мировое бытие есть зло и источник страдания; уничтожение мира и особенно личного бытия есть цель, ставимая буддизмом. В связи с таким миропониманием любовь, по крайней мере в теории, низводится на степень лишь сострадания.
При полном осуществлении единосущия в Царстве Божием взаимопроникновение всех членов его достигает такой глубины, что все чужое становится также и моим. Благодаря этой высшей ступени интроцепции или конкретного единосущия преодолевается разделение на «я» и «не–я» без утраты свободы и самостоятельности личности. Как уже сказано, способность творчества при этом бесконечно возрастает вследствие сочетания сил многих личностей. Замечательно, что даже и в нашем царстве бытия любовь приводит, хотя и в более слабой степени, к возрастанию творческих способностей человека, она обладает метафизически преображающей силой: любящий своим видением идеи любимого, говорит Н. Гартман, делает его таким, каков он в идее (Этика. 488).
Прелестное изображение этой силы любви дано в повести Вернет «Маленький лорд Фаунтлерой», где рассказано, как ребенок, любящий своего деда, побеждает его аристократическую гордыню, отчуждающую его от людей, и пробуждает в нем доброжелательное отношение к людям.
В Царстве Божием любовь создает между членами его такие связи, которые делают невозможной телесную смерть *.
И наша земная любовь, хотя и не освобождает от разрушения тела, все же способна, благодаря своей направленности на само наше вечное «я», пробуждать в нас сознание бессмертия: «Будь Карл у моей постели, — говорит старик Моор в «Разбойниках» Шиллера, — я бы жил в самой смерти; никогда бы не умер» (II,2).