Условный разум
Шрифт:
Поистине — я оказался пресловутым сапожником без сапог. Молниев не заметил, что обидел меня. У фантастов, видимо, не принято обращать внимания на чувства других людей.
— Я, конечно, понимаю что вам, ученым, не следует до поры до времени привлекать к объяснению «пустышек» фантазии о параллельных мирах и новых измерениях, — сказал Молниев почти застенчиво. — Всегда нужно помнить о скальпеле Оккамы, и лишние сущности без надобности не привлекать. Но я — фантаст, мне можно почти все.
Внезапно мне в голову пришло красивое и простое объяснение существованию соединенных невидимой силой дисков. Может быть, со временем я расскажу Молниеву о том, как, обменявшись с ним несколькими
— Иногда без новых сущностей нельзя обойтись. Кстати, Оккама не был ученым. Если мы допускаем, что пространство многомерно и не ограничивается тремя измерениями, объяснить странные свойства «пустышек» очень легко. Для простоты рассмотрим двумерное пространство, существующее в привычном и понятном для нас трехмерном мире. Двумерные существа ничего не знают о третьем измерении. И не могут покинуть свой плоский мир. Мы находимся в таком же положении относительно четырехмерного мира. Сейчас нам важно понять, что двумерные существа с энтузиазмом ползают по своему плоскому миру и вполне довольны своим существованием. Для трехмерного существа их мир всего лишь листок бумаги. Давай возьмем листок и проткнем его десертной серебряной вилкой с двумя зубьями. Для плоских ученых два кружка серебра будут таинственным образом связаны друг с другом. Перемещая один из них, плоские ученые будут перемещать другой, при этом они не смогут установить никакой физической связи между ними. Как и мы не можем это сделать с изучаемыми нами дисками «пустышек».
— Красиво, — признал Молниев.
— Это самое простое объяснение, которое можно придумать. Даже Оккам не подкопается.
— Надо будет записать, — сказал Молниев. — Иначе не запомню.
— Мне рассказывали, что фантасты любят сочинять всякие истории с пространствами с числом измерений большим трех.
— Это очень плодотворная идея. Позволяет оторваться от изображения привычного мира. Фантастов привлекают идеи, нарушающие школьную физику, и позволяющие упрощать построение сюжета. Например, мгновенное перемещение обеспечивает нуль-транспортировка. А она возможна, если удается «выйти» в подпространство или в пространство с большей размерностью.
— Нуль-транспортировка. Это я запомню. Знаешь ли, «черные брызги» намекают на что-то подобное.
— Рад, что смог помочь, — сказал Молниев.
— Спасибо. Обязательно воспользуюсь, — ответил я.
Первую неделю в Хармонте я провел в своем кабинете за чтением свежих номеров «Бюллетеня Института внеземных культур». Это было по-настоящему сказочное время полнейшей свободы. Я мог заниматься чем угодно. Например, если бы захотел, то мог весь день играть в компьютерные игры или читать фантастические книги. И никому не было до этого дела. И я бы так и поступал, однако изучать материалы исследований «хартмонского феномена» мне было интереснее. К нам, в Центр, поступали далеко на все тома «Бюллетеня ИВК». И теперь я получил возможность основательно пополнить свои знания. Не могу сказать, что я пропустил что-то важное. С теориями по-прежнему было плоховато, но мне сначала хотелось разобраться с тем, как в Институте собираются раскрыть тайну Посещения? Какие темы сотрудники считают приоритетными. Для этого достаточно было внимательно прочитать заголовки опубликованных в бюллетене статей. Наверняка, должны быть и закрытые отчеты с грифом «для служебного пользования» или «совершенно секретно», но, понятно, к ним я получу доступ не сразу, только когда заслужу особое отношение, и Пильман сочтет меня достойным.
Впрочем, я считал, что общее представление о том, чем занимаются сотрудники Института, можно достаточно точно составить и по открытым публикациям. Но ничего не получилось. Легче было поверить в то, что десять лабораторий Института занимаются изучением десяти различных, не связанных друг с другом задач. Посещение было одно, значит, частные исследования должны были дополнять друг друга. Но нет, создавалось впечатление, что чужими работами здесь интересоваться не принято. Нельзя исключать, что они принципиально не читают статьи своих коллег — так часто бывает. Но почему доктор Пильман не собрал вместе этих замечательных ученых и не объяснил, что они занимаются одним делом, и должны в своей работе учитывать достижения соседних лабораторий. В конце концов, это его профессиональная обязанность — координировать отдельные исследования и вырабатывать общую концепцию.
Я не выдержал и рассмеялся. Это действительно было очень смешно. Неужели я и в самом деле веду себя как «романтический ученый», и Алмазов прав, когда обвинял меня в подобном непрактичном подходе к научному ремеслу. Может быть, может быть.
По крайней мере, теперь я представлял, как следует организовать дальнейшую работу: начну с хорошей идеи о многомерной природе «пустышек», и буду потихоньку добавлять к этой основе результаты исследований других ученых. А это значит, что без правдоподобной теории пространства и времени обойтись я не смогу. Удачно получилось. Хорошо, что пригодятся мои старые теоретические наработки.
И вот первая рабочая неделя в Хармонте закончилась. Мне было любопытно узнать, как развлекаются обитатели Хармонта. Естественно, вечером я отправился в ресторан «Боржч», как рекомендовал доктор Пильман. На других посмотреть и себя показать.
Наверное, я выбрал неудачное время, поскольку в зале собрались не слишком приятные на вид люди, они без остановки пили виски и довольно громко выясняли отношения на повышенных тонах. Хорошо, что до драки дело не доходило. Я устроился в уголке, заказал форель и бокал белого вина.
Шум не мешал мне думать. Скорее наоборот, было приятно находиться среди обычных людей. Пусть чужих, шумных и потенциально опасных, но живых. После недели напряженной работы с научными текстами в душном кабинете оказаться среди далеких от науки местных жителей было поистине сказочным подарком и лучшим отдыхом.
Я вслушивался в многоголосый ресторанный шум и понимал только отдельные выкрики, что правильно, поскольку не мне они предназначались.
Знакомых сотрудников Института я не заметил, поэтому удивился, когда ко мне подошел человек и вежливо поздоровался.
— Мистер Панов? Разрешите представиться. Джеймс Каттерфилд, врач. Наши ребята иногда называют меня мясником, но тут бы я поспорил, конечности я ампутирую не часто. Только когда в этом есть необходимость.
Я кивнул, хотя понял только то, что человека зовут Джеймсом, и он врач.
— Рад познакомиться с вами лично, — продолжал Каттерфилд. — до сих пор был знаком только с вашими публикациями. Ну и много интересного о вас рассказывал мой хозяин.
— Хозяин? Кто обо мне может знать в Америке? Доктор Пильман?
Врач от неожиданности рассмеялся.
— Неужели вы забыли о Питере Мозесе? Странно. Обычно, люди, с которыми он встречался, запоминают его надолго. Легче забыть о докторе Пильмане.
— Да. Я встречался с мистером Мозесом в Чучемле. Никогда бы не подумал, что он помнит обо мне.
— Да. Это большая загадка. Вообще-то, хозяин наукой не интересуется. А вы, насколько понял, познакомившись с вашим досье, ничем кроме научной работы в своей жизни не занимались.