Услышать тебя...
Шрифт:
Музыка, громкие голоса парней развеяли в пух и прах всю прелесть этого тенистого уголка. Умолкли птицы, куда-то улетела трясогузка, даже воробьи перекочевали на другой куст. Наташа поднялась и пошла прочь из сквера. Парни что-то сказали вслед, но она даже не обернулась.
10
Сергей сидел за письменным столом и, прижав трубку к уху, раздраженно повторял:
— Пустошка? Пустошка? . . Девушка, куда же опять пропала Пустошка, чтоб ей пусто было!..
В комнате плавал сизый дым. Он нехотя пластами выползал в открытое окно. Володя Сергеев на ходу вычитывал
Наконец Пустошка соединила Сергея с колхозом «Заря». Слышимость была плохая, и приходилось кричать в трубку. Когда до Сергея дошел смысл сказанных председателем колхоза слов, он долго молчал, глядя прямо перед собой невидящими глазами, и, пробормотав: «Уму непостижимо. . . Конечно, напечатаем. В ближайшем номере», повесил трубку.
А Павел Ефимович рассказывал очередной анекдот. Смеяться он начинал первым, а за ним Сергеев и Султанов, забежавший на минутку в отдел информации и застрявший на полчаса.
— .. .Лиса говорит: «Ну, заяц, бери у меня самое дорогое...» Заяц схватил телевизор и деру! — булькающим от сдерживаемого смеха голосом говорил Рыбаков. Сергей смотрел на хохочущих приятелей и думал: «Вот вы ржете, как кони, а в колхозе «Заря» трагически погиб хороший человек. Тракторист Федоровский, герой моего очерка. Погиб в полынье, спасая двух малолетних школьниц. . . Заяц схватил телевизор. . . Какая чепуха!»
— Чего это ты сегодня такой мрачный? — заметил Рыбаков. — Все из-за жены переживаешь? Да я бы прыгал до потолка от радости, если бы моя ушла...
— Ну, схватил заяц телевизор и деру, а дальше что? — спросил Сергей.
Павел Ефимович взглянул сначала на Сергея, потом на Султанова и рассмеялся.
— Не дошло? — спросил он. — Могу еще раз повторить.
— Ты его и так уже пятый раз рассказываешь, — сказал Сергей.
— Какая тебя сегодня муха укусила? — пожал плечами Павел Ефимович.
— Послушайте теперь грустную историю, — сказал Сергей. — Жил на свете хороший человек. Звали его Иваном, и работал он в одном отдаленном колхозе трактористом. Нужно — пашет поле днем и ночью. Сломался трактор — не ждет, когда приедут слесари, сам ремонтирует. Все в деревне уважали Ивана. Была у него одна страсть: вырезал из березового капа разные художественные поделки. И дарил их одной синеглазой девушке. Только ей нравился совсем не он, а гармонист из соседней деревни. Когда синеглазая вышла за гармониста замуж, Иван пришел на свадьбу и подарил ей великолепную вазу, которую он вырезал два месяца... Весной в полынью провалились
Сергей помолчал и угрюмо закончил:
— Я написал очерк, и он провалялся в редакции два месяца, пока я был в больнице...
— Я тут ни при чем, — сказал Михаил Султанов.— Несколько раз ставил в воскресный номер, а Лобанов снимал.
— Он и очерк Блохина зарезал, — заметил Рыбаков.
— Как остался за редактора, каждый критический материал сквозь лупу читает, — сказал Султанов.
— У Голобобова и Дадонова не было такой привычки,— прибавил Павел Ефимович.
— Типичный чеховский Беликов, — сказал Султанов. — Как бы чего не вышло! Мне вот так осточертело с ним работать!
— Это ведь не критическая статья, а очерк, — сказал Сергей.
— Пуганая ворона и куста боится, — заметил Рыбаков. — И потом, он на тебя еще с тех пор зуб имеет.
Это Сергей знал. И это ему наконец надоело... Он поднялся, собрал со стола бумаги, гранки, сложил в папку, аккуратно завязал белые тесемки. И лицо у него было такое, что все примолкли, с любопытством наблюдая за ним.
— К Лобанову? — поинтересовался Рыбаков. — Пустое дело. Он ничего без редактора не решит.
— Зато я решил, — мрачно сказал Сергей.
В этот момент в окно влетела оса и, зловеще жужжа, облетела комнату. Рыбаков ладонью прикрыл свое длинное лицо, Султанов замахал руками. Но оса никого не тронула. Покружившись, она спокойно вылетела, блеснув в солнечном столбике полосатым брюшком и прозрачными крыльями.
— Не горячись, — сказал Володя Сергеев. —Подожди редактора. Через неделю вернется.
— Поздно! — сказал Сергей, швырнул в мусорную корзину папку и вышел из кабинета.
Когда за ним захлопнулась дверь, Рыбаков покачал головой:
— Я бы на его месте не стал связываться с Лобановым. Этот ничего не забывает.
— Послал нам бог заместителя редактора,— вздохнул Володя. — А мы тоже хороши: Лобанов режет материалы Волкова один за другим — и никто ни слова.
— Дело в том, что Лобанова ничем не прошибешь, — сказал Султанов. — Он ортодокс и всегда прав. Почему фельетоны не напечатал? Потому что у него возникли сомнения в правильности фактов. А проверить было некому. Автор лежал в больнице. То же самое и с очерком. Ему показалось, что одна фамилия переврана, а за Сергеем и раньше такое водилось, что греха таить, фамилии он, случалось, путал... Вот и попробуй поговори с ним. Человек стоит на страже интересов газеты.
— Свою трусость громкими фразами прикрывает,— заметил Рыбаков.
— Я с ним не один раз схлестывался, — сказал Султанов.— А что толку? Он все равно на своем настоит.
— Равнодушные мы люди, — сказал Володя Сергеев. — Надо было сообща взять Лобанова в оборот... У Сергея сейчас бедственное положение: ни копейки за душой. Пришел в бухгалтерию, а в платежной ведомости и фамилия его не значится.
— В завтрашний номер мой черед передовую писать — пусть он напишет, — великодушно заявил Миша Султанов.