Услышать тебя...

Козлов Вильям Федорович

— Как ты меня напугала, Наташка, — чужим, изме­нившимся голосом сказал он. — Разве так можно?..

— Я знала, что ты придешь,— прошептала она и, не удержавшись, всхлипнула.

Бережно он поднял ее и понес к лодке. Плечо у него залито йодом и заклеено пластырем. Посадил на корму, раздел, безжалостно, докрасна растер майкой ее грудь, спину, затем снова одел во все свое, а курткой укутал ноги. Дружок облизал ей руки, лицо.

— Я знала, что ты придешь, — повторила она, с тру­дом разлепляя сомкнутые ресницы. — Я все время звала тебя.

—

Я слышал, — ответил он.

Из-за колючей щетины леса вымахал ослепитель­ный луч и располосовал затянутое редким туманом озеро пополам.

— А Блохин там? — стуча зубами, говорила она.— Я не хочу его видеть.

— Ну и подонок!.. — с угрозой в голосе проговорил Сергей. — Так это, значит, он?!

— За что он так ненавидит тебя?

— Не знаю, — помолчав, ответил Сергей. — Кажется, не за что.. .

— Ты удрал из больницы? Да? — спрашивала она.

— Ты ведь позвала меня, — впервые в это утро улыб­нулся он.

— Это хорошо, что ты приехал, —сказала она.— Мне было очень холодно и плохо.

— Смотри не заболей. ..

— Ты будешь меня лечить, ладно? . . — засыпая, го­ворила она.

Голова ее с прижмуренными глазами склонилась ему на грудь. Он гладил ее холодные слипшиеся волосы, го­ворил, как ребенку, какие-то ласковые слова, но она уже ничего не слышала: глаза ее закрылись, дыхание стало ровным, спокойным. Наташа согрелась и заснула. Ино­гда она вздрагивала, руки ее начинали что-то искать, и, глубоко, со всхлипом вздохнув, как обиженный ребе­нок, снова затихала.

Сергей осторожно положил ее на скамью, завел мо­тор, и лодка, обогнув тихий остров и оставив после себя пенистый след, понеслась к берегу. Он сел рядом и по­ложил ее растрепанную голову к себе на колени. Стис­нув зубы, смотрел прямо перед собой. Светлые глаза его сузились. Мелкие холодные брызги секли хмурое небри­тое лицо.

На пустынном берегу неподвижно стояли две фигуры. Это Миша Султанов и Женя Мальчишкин. Они молча смотрели на приближающуюся моторку.

Над озером Большой Иван занималось ясное солнеч­ное утро.

5

Сергей вышел из конторы Главрыбвода в хорошем настроении: Вологжанин сообщил, что за са­моотверженность в борьбе с опасными браконьерами объ­явил ему, Сергею Волкову, в приказе по управлению бла­годарность, а кроме того, договорился с председателем облпотребсоюза насчет полного комплекта новой резины для «Москвича». Это последнее известие больше всего обрадовало Сергея.

Город утопал в зелени. Тополя и липы благоухали. Прохожие заполнили тротуары. Мужчины в безрукавках, девушки в коротких юбках. Увидев на другой стороне улицы высокую стройную девушку, Сергей прибавил шагу, но, когда она, переходя дорогу, оглянулась, снова замедлил шаги.

Не Наташа. Почему он все время думает о ней? Ищет ее глазами в толпе прохожих... Что бы ни делал, куда бы ни шел — в голове она. И это предчувствие непопра­вимой беды, охватившее его в тот день, когда попал в больницу... Вечером он вдруг почувствовал

необъяс­нимую тоску и тревогу. Он не мог оставаться в палате, его неудержимо тянуло туда, на Большой Иван, где ребята, Наташа, Дружок. . . Тоска все усиливалась, изма­тывала душу, и тогда Сергей занял у соседа по койке спортивные трикотажные, брюки, потихоньку выбрался из больницы, перелез через забор — ворота были закры­ты, — не заходя домой, вывел из сарая свой старый вер­ный мотоцикл и умчался в ночь по Невельскому шоссе.

Он опоздал. Ее не было в доме. Не было и Мальчишкина с Султановым. Встревоженный Дружок привел его на берег озера, где он увидел ее одежду... И уже не тоска, а смертный страх схватил его за сердце: он стал кричать, звать ее. . . Приплыли на «Казанке» Мальчишкин с Султановым. Ничего не объясняя, Сергей прыгнул в лодку, Дружок вслед за ним, и умчался в сторону острова...

Снова и снова вспоминал он ее замерзшую, с неми­гающим, как у птицы, взглядом. Как растирал ее, ощу­щая под ладонями прохладную упругую грудь, как спя­щую нес на руках в дом мимо озадаченных приятелей, А Дружок бежал сзади и повизгивал. ..

И вот с тех пор он все время думает о ней. Она всегда была немного непонятной и странной: ни с того ни с сего грубила, несла какую-то чушь, а иногда, наоборот, была не по-детски умна и рассудительна. Она была для него давным-давно знакомой девчонкой. Девчонкой-школьни­цей. Росла она без отца, часто была предоставлена сама себе. Наверное, от этого она диковатая, резкая. Однако Сергей прощал ей все выходки. Он уже стал взрослым, женатым мужчиной, а девчонка с улицы Ботвина по-прежнему останавливала его, когда он проезжал мимо на мотоцикле, и просила прокатить.

И вот девчонка-школьница стала стройной девушкой, с чистыми серо-зелеными глазами. Сергей не мог относиться к ней как прежде. А по-другому еще не умел. Наверное, поэтому им было трудно разговаривать. То она замыкалась и уходила в себя, то он не мог найти нужных слов, которые растопили бы холодок отчуждения... Не мог, а может быть, и не старался? А наоборот, уходил от откровенности? Будто между ними есть какая-то тайна, о которой они оба знают, но пока еще не решаются заговорить...

Сергею захотелось увидеть Наташу. И потом, у него были важные дела в редакции. Собственно, он из-за этого и приехал в город. Но сначала надо зайти в другое йесто. Не очень-то тянуло его туда. . .

Он свернул на набережную и, сразу помрачнев, заша­гал к своему бывшему дому. На балконе в узком дере­вянном яшике, выкрашенном в зеленый цвет, покачива­лись на ветру цветы на длинных ножках. В углу стоял выгоревший шезлонг. На нем книга. Ветер с реки будто нехотя листал страницы. . . Отсюда Сергей смотрел на город, на парк... А Лиля вытаскивала на балкон рас­кладушку и загорала, налепив на нос бумажку.. .

Он нажал на кнопку и услышал знакомый дребезжа­щий звонок. .. Сейчас зашлепают знакомые шаги, щелк­нет замок и после некоторой паузы Лиля спросит: «Это ты?»