Уснуть и только
Шрифт:
Впервые за три недели Дебора оказалась в гости ной, посреди которой стоял красный, как рак, Бенджамин и растерянно мял в руках свою шляпу.
– Вот и она, – с пугающей сердечностью провоз гласил Вестон. – Вот она, твоя нареченная, одетая и готовая тебя выслушать.
Бенджамин, казалось, совсем пал духом.
– С вашего позволения, сэр… ввиду всех обстоятельств… Пожалуйста, сэр, могу ли я говорить с Деборой наедине?
Вильям переглянулся с женой и после паузы кивнул.
– Я понимаю, это было для тебя нелегкое время. Мы с женой минут
На мгновение воцарилось тишина, затем Бенджамин спросил:
– Дебора, что с тобой? Что тебя беспокоит? Почему ты так опечалена? Что случилось?
Дебора долго не отвечала, как будто разучилась говорить за эти три недели молчания. Наконец она выдавила:
– Ничего.
– И это означает все, что угодно. Дебора, ты должна мне вес рассказать.
Взгляд, который бросила на него девушка, заставил Бенджамина вздрогнуть: он никогда не думал, что она может быть такой свирепой.
– Мне нечего сказать, Бенджамин. Кроме того, что я отказываюсь выходить за тебя замуж, никогда не выйду за тебя замуж и не имею ни малейшего желания это делать.
Испытывая невероятное облегчение, Бенджамин застыл на месте, раскрыв рот, не смея поверить тому, что так легко избавился от своих обязательств. В то же время, будучи человеком порядочным, он чувство вал себя обязанным узнать, в чем дело, поскольку не мог спокойно смотреть на мучения Деборы, а то, что она глубоко страдает, было очевидно. Однако, с другой стороны, Бенджамин боялся проявлять чересчур глубокое участие из опасения, что Дебора может передумать.
В конце концов, решившись, Бенджамин осторожно спросил:
– Может быть, тебя кто-нибудь обидел, Дебора? Может быть, я или кто-нибудь другой виноваты в том, что ты так изменилась?
Его поразила горечь, с какой она ответила:
– Мне некого винить, кроме себя. Просто я многое поняла и теперь ясно вижу, что союз между нами невозможен.
– Но никакое внешнее воздействие не повлияло на твое решение?
– Нет, никаких внешних причин нет, – покачала головой Дебора, сделав ударение на слове «внешних». – Виноваты только те тайные, неведомые силы, что существуют внутри нас.
«Она рехнулась, – подумал Бенджамин. – Определенно, Дебора Вестон сошла с ума». Но вслух сказал:
– Итак, между нами все кончено?
– Да. Мне очень жаль, Бенджамин, но я действительно думаю, что я не та женщина, которая могла бы стать тебе хорошей женой.
– Тогда я пойду. Должен ли я сообщить о том, что произошло, твоему отцу? Тебе будет легче, если я возьму это на себя?
На мгновение она вновь стала такой же, как прежде.
– О, конечно, спасибо, Бенджамин. Он и так ужасно на меня сердится. Если можно, не говори, что это я одна виновата в разрыве, скажи, что это наше совместное решение.
Бенджамин колебался: он чувствовал, что должен попытаться проявить настойчивость и узнать, в чем дело, но боялся последствий.
– Сделаю все, что в моих силах. Прощай, Дебора.
Дебора вдруг залилась слезами, и Бенджамин оказался перед выбором: обнять ее и попытаться утешить, либо благоразумно удалиться. Он выбрал второй, более легкий путь, хотя впоследствии неоднократно укорял себя за трусость.
За дверями его ожидал хмурый Вильям Вестон. При виде Бенджамина он попытался поощряюще улыбнуться:
– Ну-ну, Бенджамин, все в порядке? Моя дочь говорила с тобой?
Плотник теребил шляпу.
– Извините, дядюшка Вестон, но мы с Деборой пришли к соглашению, что не можем пожениться. Наша помолвка расторгнута.
Вильям побагровел.
– Но почему? Что случилось? Или моя дочь окончательно лишилась рассудка из-за этой своей таинственной болезни?
– Нет, я думаю, болезнь здесь не при чем.
Бенджамин переминался с ноги на ногу.
– Я думаю, просто она меня больше не любит.
– Что?! Это мы еще посмотрим! Бенджамин, не падай духом. Я заставлю ее сменить гнев на милость.
Смертельно побледнев, Бенджамин тем не менее твердо возразил:
– Я не хочу этого, сэр. Мы с Деборой обо всем договорились. Мы оба больше не хотим жениться.
– Тогда катись отсюда подобру-поздорову, Мист. Если не умеешь вправить мозги девушке, никогда не станешь хорошим мужем. Будь здоров.
Бенджамин чувствовал себя последним негодяем. Он мог бы остаться и рассказать Вестону правду – что он влюбился в Дженну Кэсслоу и собирается скоро на ней жениться, но благоразумие еще раз взяло верх.
– До свидания, дядюшка Вестон. Постарайтесь простить меня.
Но отец Деборы уже его не слушал: он уставился на дверь своего дома с таким разъяренным видом, будто готов был сию минуту ее вышибить. Потом он ринулся внутрь, и Бенджамин услышал его рев:
– Что ты наделала, Дебора? Я хочу услышать твое объяснение! Немедленно! Сейчас!
Плотник помедлил еще минуту, ожидая, что услышит плач несчастного создания, но все было тихо, и, желая лишь поскорее забыть о тяжелой сцене и вернуться к Дженне, Бенджамин погнал свою старую кобылку к Бэйндену.
В то самое время, когда плотник выезжал из Кокин-Милл, Ричард Мейнард, свистнув своим собакам, пошел прогуляться вдоль реки Розер. В послед нее время он чувствовал себя очень уставшим и все чаще мечтал о том, чтобы Смуглая Леди оставила его в покое и чтобы вся его жизнь пошла по-другому.
С недавних пор ему стало казаться, что весь мир настроен против него. Видение Дженны Кэсслоу, прекрасной и обнаженной, возвращающейся с какого-то сатанинского ритуала – а в том, что речь шла о служении нечистой силе, его никто не смог бы переубедить – неотвязно будоражило Ричарда. Воспоминание об этой упругой, волнующей плоти стало для него источником непрерывных мучений, кошма ром, от которого он не в силах был избавиться. Ночь за ночью он ворочался в постели, крича от безысходности и блуждая руками по собственному телу.