Уснуть и только
Шрифт:
– Уж не думаешь ли ты, что Дженна и ее приворожила? – поинтересовалась у тетушки Мауд некая язвительная особа, мотнув головой в сторону владелицы поместья.
Но благодаря вкусной еде и хорошему вину сплетница пребывала в добром настроении.
– Да нет, просто Дженна готовит для леди Мэй косметические снадобья и лечебные настойки, когда та болеет, вот и все.
Леди Мэй не осталась на танцы и, добродушно улыбаясь, покинула праздник, в то время как Том, немного опьяневший и развеселившийся, задержался, чтобы покружиться с деревенскими девушками. Вслед за Бенджамином и Дженной все гости поднялись на ноги и пустились в пляс. Ричард Мейнард
Это оставалось для него непостижимым. После того безумного эпизода среди синего моря колокольчиков Дебора обращалась с ним так холодно, с таким нескрываемым отвращением терпела его поцелуи, что иной раз Ричарду казалось, уж не привиделась ли ему та сцена на берегу пруда.
Разочарованный и смущенный, Ричард примирительно заметил:
– Через неделю мы с тобой будем женихом и невестой.
– Да, – уронила Дебора, не глядя на него.
Бледные щеки Ричарда стали совсем белыми.
– Дорогая, разве тебя это уже не радует? – Он крепче прижал ее к себе. – Вспомни, как ты говорила: «Хочешь, чтобы каждая ночь была такой же?» Почему же теперь ты стала такой суровой и далекой?
Нежное личико отвердело.
– Это говорила другая сторона моей натуры. Низменная, порочная сторона, которую я ненавижу.
Руки Ричарда еще сильнее сжали ее.
– Какая бы ты ни была, я женюсь на тебе. Однажды я вкусил твоих прелестей – и будь я неладен, если не попробую их еще и еще раз. Не забудь, Дебора Вестон, через неделю ты станешь моей женой!
Дебора подняла на него измученные глаза:
– А если я откажусь?
– Отец один раз уже выгнал тебя из дому. Он простил тебе разрыв с Мистом, когда ты сказала ему, что выйдешь за меня, а фермер-йомен куда более выгодная партия, чем плотник. Так что не ошибись, Дебора: если ты откажешься от меня, тебе некуда будет идти.
В какой-то мере Ричард сожалел о том, что говорит с невестой так грубо и жестко, но в, то же время, ему было все равно. Он был слишком одержим своими странными отношениями с домом и являвшимся ему призраком женщины, чтобы обращать внимание на что-либо другое. Испытывая удовольствие от собственной жестокости, он так быстро закружил Дебору, что она была вынуждена прижаться к нему, чтобы устоять на ногах.
– Вот так-то лучше, – ухмыльнулся Мейнард, – прижмись-ка ко мне поближе.
Дебора не ответила, избавленная от необходимости говорить той внезапной тишиной, что наступила, едва Агнес коснулась струн своей лютни. Два-три пьяных голоса продолжали что-то выкрикивать, но быстро смолкли, уступив триумфальному напору звуков. Сидя на полу или на охапках сена, жители Мэгфилда слушали рыдание лютни, повествующей о любви, рождении и смерти – и снова о рождении.
Сам не зная почему, Ричард вдруг начал трястись, думая о том, до чего же это неправильно, что такой блестящий дар достался этой туповатой дурочке Агнес, и о том, как ужасно видеть Дженну Кэсслоу такой счастливой, когда она не заслуживает ничего, кроме адских мук. Ричард и сам недоумевал, откуда в нем такая яростная ненависть к двум сестрам, но не мог найти ответа в своей душе, кроме неосознанного ощущения, что девушки в какой-то мере являются его соперницами.
Зажгли свечи, и веселье продолжалось до того давно ожидаемого момента, когда гости с грубоватыми шуточками, поддразниваниями и скабрезными жестами повели жениха и невесту домой, к брачному ложу. Никто в деревне особенно не любил Дженну, но к Бенджамину все относились хорошо, и вот, чтобы сделать ему приятное, молодую чету подняли на плечи и понесли через всю деревню вниз по тракту к дому плотника. Толпа окружила коттедж, женщины повели Дженну наверх, в спальню, Бенджамин разделся внизу под непристойные комментарии мужчин, после чего ему было разрешено подняться наверх, где новобрачная уже ожидала его, сидя в постели.
Под одобрительные восклицания и подбадривающие возгласы Бенджамин устроился рядом с ней и после того, как был провозглашен последний тост и выпит последний кубок, гости затянули свадебную песню, а жених и невеста поцеловались. Это вызвало новый взрыв криков и хохота, но произвело желаемый эффект: гости медленно потянулись к выходу.
Погасив все свечи, кроме одной, Дженна улыбнулась:
– Итак?..
– Итак, мы, наконец, остались одни.
Лукаво улыбаясь, Дженна достала из-за кровати кувшин и две кружки.
– Я приготовила для нас чашу любви. Ты выпьешь со мной, Бенджамин?
– Конечно. Я выпью за нашу любовь, за наше счастье, за нашу совместную жизнь.
«Душица, полей и вербена приведут его к тебе в постель, жасмин удержит его там навсегда». Бенджамин осушил чашу и задул свечу, и Дженна улыбнулась в темноте.
Сияющее июньское утро. Роберт Морли, прикрепив к шляпе алое перо, скачет из Глинда по холмам, на горизонте сверкает море. Славный денек и приятные мысли – потому что он, наконец, едет к Деборе, красивой и обольстительной девушке, укравшей сердце этого циника и соблазнителя, наследника Глинда.
Все кажется более ярким, чем обычно – голубые озера, проглядывающие между деревьями, то и дело вспыхивающие серебряными искрами, так спокойно спящие под безоблачным небом, что чудится, будто достаточно одного дуновения, чтобы нарушить их покой. Куда бы Роберт ни бросил взгляд, он натыкался на праздничное буйство красок, изумрудно-зеленые поля, холмы, переливающиеся всеми оттенками от янтарного до багряного, сапфировая синева неба и золотой блеск солнца. Даже воздух казался живым, насыщенным дрожащими золотистыми мушками.
Роберт свернул в сторону Мэгфилда. Он уже представлял, как славно заживет, сделав Дебору своей официальной любовницей. Роберту так запала в па мять ее хрупкая, бросающаяся в глаза красота, что когда он увидел на Пяти Акрах ковырявшуюся в земле женщину, то не сразу понял, кто это. Перед ним было унылое, бесцветное создание в тусклой грубой одежде, со спрятанными под выцветшим чепцом волосами.
– Дебора? – неуверенно произнес Роберт и увидел, как она в ужасе прикрыла лицо рукой.
Прежде чем Дебора успела убежать, он выпрыгнул из седла и загородил ей дорогу, только теперь осознав, что это действительно она.
Дебора выглядела такой расстроенной, что улыбка сама собой исчезла с его уст.
– Милая моя, что произошло? – спросил Роберт. – Я приехал, как только смог. Но в то утро ты ушла так внезапно, не сказав мне ни слова. Я не знал, что делать.
Даже в этой одежде она возбуждала в нем желание, заставляя вспоминать – как он делал это каждую ночь с тех пор, как они были вместе – прелестные линии ее тела.
– Дебора, не смотри на меня так сердито. Я не хотел ничего плохого. А теперь я хочу выяснить наши отношения, – говорил Роберт, постепенно начиная понимать, что эта женщина, разглядывающая его с холодной неприязнью – совсем не та Дебора, о которой он вспоминал и мечтал все это время.