Успение Майи - рождество Богородицы
Шрифт:
Восьмого сентября (по старому, Юлианскому стилю) мы празднуем Рождество Богородицы. Это великий православный христианский праздник – один из Двунадесятых.
И в точности на это день приходится Успение Маий – великий праздник древнего православия. (Древнее православие – ведизм – тоже имеет свои двенадцать основных праздников.)
Итак, успение одной и рождество Другой празднуются в один день. Что это? Случайное совпадение? Или же совпадение это – знак, указывающий скрытую мудрость?
Известна максима древних о том, что ничего не случайно. Философы далеких веков почти во всяком явлении различали знак и умели его читать.
Едва ли можно приписать игре случая явление
Иное дело, что чтение такого знака непросто; оно потребует проникновения в сущность того и другого праздника. Читающему сей знак необходимо иметь исчерпывающее понятие о том, что есть два эти русских праздника в своей глубине.
Древнеправославный праздник Успение Майи... В последние века не всякий даже и знает, кто она, Майя? Вспомним, что говорят о ней русские легенды. Хотя бы вот былина о богатыре Тархе.
Ехал во чистом поле Тарх, богатырь могучий, да на коне Кологриве.
На Север он держал путь, ко Святым Горам...
И вот ему навстречу ослепительной красоты наездница – златовласая Майя. Окликнул ее богатырь Тарх – а она его как не слышит.
Досада берет его – и расшибает богатырь кулаком придорожный дуб.
А Майя этого как не видит.
И разгорается гнев у Тарха. И наезжает на Майю. И бьет он ее трижды своей стопудовой палицей.
Руку себе отшиб, а ей – ничего. И только после третьего удара она ему говорит, будто лишь вот теперь заметила:
– Я думала, это мухи кусаются. А тут оказывается добрый молодец!
С этими словами хватала Майя богатыря Тарха вместе с его конем Кологривой – да запирала в хрустальный ларчик. И прятала тот ларчик за пазуху. И как ни в чем не бывало дальше поехала...
И полюбилось Тарху быть запертому в зеркальный ларец да на золотой ключик. И соединялся он с Майей, как муж с женою.
Легко заметить, здесь перед нами концентрированная вязь вещих символов.
Русские былины суть притчи. Нелепо было бы понимать их буквально. Едва ли наши предки верили в ударопрочных красавиц. Или в таких добрых молодцев, которых ничего не стоит запихнуть вместе с их конем в табакерку.
Былина суть зеркальный ларец и нужен золотой ключик, чтобы открывать тайны знаков ее...
В случае преданий о Майе – сей ключик следует искать на Востоке.
Ведический Восток сохранил некоторые фрагменты древнейшего на Земле учения. Имеется в виду учение Замкнутого Креста, известное теперь лишь немногим. Оно являет собой духовную традицию арктов. Его истоком была Арктида – северный полярный континент, теперь давно как покоящийся под водой и льдом. Около двадцати тысячелетий до Рождества Христа аркты под водительством Яра (Ария) пришли через Белое море в земли, которые уже тогда именовались Край Русский (нынешний русский Север). А около семи тысячелетий до Р.Х. Яруна, потомок Яра, завоевал Индостан. Именно после этого Восток стал ведическим... Судьба общеарийского учения, наследованного от арктов, сложилась так, что теперь только различные части его известны в разных концах земли. (За исключением узкого круга посвященных Русской Северной Традиции, хранящего систему знаний как единое целое – путем непрерывной передачи от учителя ученику.) Некоторые положения древнейшего на земле учения лучше сохранил Север, а некоторые Восток (Индия).
Востоку хорошо известно, что значит Майя. Это одно из основных понятий вишнуизма. Имя этой духовной системы суть видоизмененное название учения арктов и древних русов о Вышене, то есть о Всевышнем. Все сущее подразделяется на мир внешний и мир внутренний, который суть мир нашего «я». Причем это подразделение на внешнее и внутреннее кажется абсолютным тому, кто пребывает в Майе – в Иллюзии. И тем не менее на Вышнем уровне бытия противоположность между «я» и не-«я» отсутствует. Достигший Вышнего может в совершенстве исполнить завет Христа: возлюби ближнего своего как самого себя.
Восточные учителя говорят: Майя – это замутненное состояние сознания. Оно вовлекает в страстную погоню за иллюзорными благами, преходящими наслаждениями. Когда восточный учитель восклицает со смехом: «Майя!» – он этим одним словом желает сказать ученику: «Весь мир греза и соблазн, пустое. Стряхни с лица покрывало мировой Иллюзии. Обратись к Духу!» (Сравним Евангельское: «Не создавайте себе сокровища на земле, где воры подкапывают и крадут, и тля уничтожает. Но создавайте себе сокровище на Небе, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.» – Матфея, 6:19-21.)
Теперь, когда мы вспомнили суть общеарийского понятия Майя, которое сохранил Восток, легко читаются все символы русской былины. Повествование о Тархе и Майе предстает притчей, толкующей об отношениях души («я») и мира. «Я» персонифицировано в образе богатыря. Мир – в образе ослепительной прелестницы.
Душа держит путь на Север, ко Святым Горам. То есть к родовому первоистоку, в сакральном смысле – к Духовной Родине, к Богу.
Но путь этот застит мир, ослепляет он душу преходящими прелестями.
И вот, юная душа «окликает» мир, она желает пить его чашу.
А мир как бы и не слышит живую душу, ему до нее словно и дела нет (он ведь такой огромный, и в нем душа – пока не осознает Вышнюю свою природу – песчинка).
На самом деле это лишь коварный прием: пусть распалятся страсти в душе, пусть замутнится сознание вставшего на путь, и тогда его будет легко с этого пути сбить.
Прием сработал: душа (якобы уже «зрелая» – а на самом деле просто ослепленная гневом) пытается силой выбить из мира преходящие блага. Но силой ничего стоящего не взять: для мира «богатырская» твоя сила – что комариный укус, а вот тебя самого теперь можно брать голыми руками.
Итог: душа оказывается наглухо замкнута в зеркальную коробочку мировой Иллюзии. Там она будет вести нескончаемые «бои с тенью». (То бишь с отражениями собственных страстей.) А это замкнутый круг– коло, тот самый конь Кологрива, вместе с которым душа и угодила в тесное пространство суженного восприятия. (Вспомним христианскую православную формулу: тесный ад.)
То есть в результате душа заключает сакральный брак не с Женихом, не с Богом, к которому она так стремилась, но, увы, – с миром.
Таков смысл притчи. Он изъясняет ряд возрастов души. На первый взгляд кажется, что смысл этот весьма печален. И он бы таким и был, если бы у притчи не было продолжения.
Но продолжение есть. Именно поэтому и совпали – и не случайно – даты обеих праздников: ведического древнеправославного и православного христианского. Ведь русская древнеправославная вера есть прообразующая церковь для веры русской православной христианской.
К несчастью, в нынешний век уже лишь немногие понимают бесспорность этого утверждения. Это мыслители серебряного века чувствовали еще душой его несомненность. Так, Дмитрий Мережковский замечательно писал о русских богах: «Можно сказать, что это боги крещеные... переливаются друг во друга, как цвета радуги, а Солнце за ней одно... Все они не только крещеные, но и крестители; все говорят: Идущий за мною встал впереди меня, я не достоин развязать ремень обуви Его.» (Д.С. Мережковский, «Атлантида – Европа», Белград, 1930.)