Успение Пресвятой Богородицы. Антология святоотеческих проповедей
Шрифт:
Нечто подобное ежедневно происходит в жизни каждого из нас. Человек все время – очень легко и без остановки, под собственной духовной тяжестью – катится под гору, заблуждаясь, ошибаясь, совершая неблаговидные поступки. При этом грех (известно, что он способен накапливаться) «налипает» на нас, как мокрый снег. А теперь представим себе, что гора бесконечна и человек никогда не остановится в своем падении и не перестанет грешить, превращаясь в некое страшное, огромное и бессмертное чудовище. Именно ради того, чтобы непрестанно налипающие при нашем падении грехи не раздавили нас под своей тяжестью, людям и дарована смерть: это, по выражению святителя Кирилла Александрийского (V век), – «человеколюбивое наказание». Как поясняет святитель Кирилл («О Вочеловечении»), Бог «смертью останавливает распространение греха и в самом наказании являет человеколюбие».
Дело здесь еще и в том, что человек, по учению Церкви, может грешить (точно так же, как способен и каяться), лишь пока жив. Ведь грех (как и раскаяние) всегда затрагивает человека в его целокупности – действуя и в теле, и в душе, изменяя их параллельно, одновременно.
Так, попуская существование физической смерти, Господь стремится спасти человека от иной, куда большей, опасности: от вечных адских мучений.
Разумеется, допуская смерть, Бог тем самым отнюдь не отменяет изначальное предназначение человека: его обручение бессмертию. Изменился лишь путь, благодаря которому такое бессмертие может быть достигнуто. Отныне он проходит через всеобщее воскресение, ставшее доступным каждому после Крестной Смерти и Воскресения Христа. Именно через осуществленный Христом подвиг Искупления царившая до той поры в мире смерть оказалась побеждена Спасителем и ниспровергнута Им с ее временного трона. Коснувшись Того, Кто есть Сама Жизнь, она оказалась обожжена и попалена этим прикосновением.
Любой человек может приобщиться к этой победе Христа над смертью. Правда, для этого ему необходимо во всем подражать Воплотившемуся Сыну Божию, пройти с Ним одним жизненным путем. А это означает, что христиане, достигнув конца дороги, должны переступить – вслед за Христом – и через оказавшийся перед ними порог их нового (пусть и временного) жилища: войти во врата смерти. Но этот, конечно же, страшащий и их момент не воспринимается ими лишь как предстоящий всякому человеку уход в беспросветное небытие, где личность оказывается полностью стерта, уничтожена. Для христианина это всегда шаг совсем в иную вечность: ведь он твердо верит в то, что, хотя по внешней видимости его и поглощает земля – на самом деле его принимает в себя Небо.
Успение Пресвятой Богородицы – это именно праздник Ее смерти.
Кончина человека, весь свой недолгий век сознательно и убежденно прожившего без Бога, может оказаться страшной и горькой. Но смерть Богоматери, превзошедшей в Своей святости, в исполнении Своего призвания даже высочайшие ангельские чины – херувимов и серафимов, – поистине становится радостью, светлым и утешительным событием для всех христиан. И пусть горюют собравшиеся у одра умирающей Девы апостолы и первые епископы Древней Церкви, пусть скорбят они о разлуке с Матерью Богочеловека Христа – событие это дарует православным христианам надежду на их соединение в миг будущей кончины со своим Творцом. На иконах, изображающих Успение Богоматери, рядом с Ее ложем всегда возвышается величественный Христос, держащий на руках спеленатую младенческую фигурку: она символизирует душу умершей Богородицы, душу, которую в миг Успения пришел принять на Свои Божественные руки Ее Сын. Эта детская фигурка и являет нам образ того духовного «рождения в смерти», что вводит человека в вечное бытие в Боге.
Пока еще мы все так же уходим один за другим в относительную неизвестность посмертного существования, тем не менее, твердо веря в данное Богом обетование о нашем будущем восстании из мертвых. И все же ныне мы учимся тому, что прежде – до появления в мире христианства – было бы попросту немыслимо. Мы учимся теперь – всю жизнь! – тому, чтобы суметь воспринять день собственного ухода из этого мира не как жестокое, приводящее в отчаяние наказание, но как благой и милосердный дар нашего грядущего нового посмертного бытия во Христе – животворящий дар милосердного к Своему творению Создателя. И примером для нас здесь может послужить образ святого и мирного Успения Пресвятой Богородицы.
Событие Успения Пресвятой Богородицы
Понятие «успение» в христианской традиции впервые используется в евангельском рассказе о смерти Лазаря, друга Христова, которую Господь как раз и именует успением, затем пояснив апостолам, что речь здесь идет не об обычном сне, но о сне смертном: Спаситель говорит им…: Лазарь, друг наш, уснул (в церковнославянском тексте Евангелия – Лазарь друг наш успе); но Я иду разбудить его. Ученики Его сказали: Господи! если уснул, то выздоровеет. Иисус говорил о смерти его, а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном. Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер (Ин. 11: 11–14). Святитель Филарет Московский в «Слове в день Успения Пресвятой Богородицы» 1851 года поясняет: «Что значит „успение“? По силе слова: отхождение ко сну. А означается сим кончина земной жизни Матери Божией. Приметно, Святая Церковь хотела избежать наименования смерти, говоря о Матери Жизни. Но откуда же заимствовано наименование „сна“ для означения смерти? Должно думать, что – из уст Христа Спасителя. Лазарь, друг наш, уснул, сказал Он апостолам, когда, по силе Своего всеведения, возвещал им о постигшей Лазаря смерти, находясь вдали от места его кончины. Видно, что это был новый язык: потому что апостолы не поняли его, и Господь нашел нужным перевести Свое изречение на их обыкновенный язык: Лазарь умер (Ин. 11: 14)».
Вопрос о том, каковы же были обстоятельства последних земных дней Пречистой Девы, поначалу решался в Древней Церкви неоднозначно. Так, задававшийся им в IV столетии святитель Епифаний Кипрский писал в сочинении «Панарион»: «…Пусть исследуют Писания, и не найдут сведений ни о смерти Марии, ни о том, умерла ли Она, ни о том, что не умерла, ни о том, погребена ли Она, ни о том, что не погребена… Но Писание просто умолчало об этом по чрезвычайности чуда, чтобы не привести в изумление разум человеческий. Я не дерзаю говорить, но, размышляя о деле, храню молчание. Впрочем, быть может, мы найдем где-либо следы Святой и Блаженной Девы, когда ничего нельзя найти о смерти Ее. Ибо в одном месте Симеон говорит о Ней: и Тебе Самой оружие пройдет душу, – да откроются помышления многих сердец (Лк. 2: 35), а в другом – в Апокалипсисе Иоанна, говорится: и устремлялся змей на жену, родившую младенца мужеского пола. И даны были жене два крыла большого орла, и взята была Она в пустыню, дабы не похитил Ее змей (Откр. 12: 13–14). Может быть, это исполнилось на Ней; но я не утверждаю этого окончательно, и не говорю, что Она осталась бессмертной; но не утверждаю и того, что Она умерла. Ибо Писание стоит выше ума человеческого и оставило то неизвестным, так как Дева была Сосуд Честный и Превосходнейший, дабы не остался кто-либо в предположении чего-либо плотского о Ней. Итак, умерла ли Она и погребена ли, мы не знаем…»
Рассказ о событиях Успения Пресвятой Богородицы, бережно хранимый церковным преданием, дошел до нас благодаря древним апокрифическим сказаниям, посвященным обстоятельствам земной жизни Богоматери после Воскресения и Вознесения Ее Божественного Сына. Прежде всего, это созданное в конце V или же в начале VI века так называемое «Сказание об Успении Святой Богородицы святого Иоанна Богослова». Известны и иные посвященные Успению апокрифические тексты, например, «Сказание об Успении», приписываемое Иосифу Аримафейскому – тому самому, что, в согласии с евангельским рассказом, участвовал в погребении Господа и приготовил для Него гробницу (см. Ин. 19: 38–42).
Слово «апокриф» – греческое и означает в переводе «тайный», «скрытый», «сокровенный». Древние новозаветные апокрифические (то есть по тем или иным причинам не признанные Церковью подлинными и не включенные в канон Священного Писания Нового Завета) книги, создававшиеся в форме псевдоевангелий, деяний и посланий апостольских, апокалипсисов, сказаний, претендуя на подлинность новозаветных текстов или же на принадлежность авторству участников евангельских событий, таковыми на самом деле не являлись. Они были отвергнуты Церковью как подложные, ибо оказались созданы иными авторами, чем это утверждалось в их заголовках, и гораздо позже, чем истинные новозаветные книги. Авторы апокрифов создавали их по разным причинам. Иногда – чтобы обмануть читателей, совершить еретический подлог якобы апостольских текстов: так поступали древние еретики-гностики (среди их текстов есть памятник, посвященный теме Успения, – полностью сохранившаяся лишь на эфиопском языке «Книга упокоения Марии»). Некоторые апокрифы представляли собой сборники древних христианских свидетельств, хотя и содержавшие смешение правды и вымысла, однако хранившие и подлинные важные свидетельства о тех или иных событиях священной истории. Именно из подобных древнейших апокрифов второго типа мы можем узнать о многих важных обстоятельствах земной жизни Пресвятой Богородицы: в том числе – о Ее Успении. Содержание таких апокрифических свидетельств затем, разумеется, подверглось православной корректировке со стороны древнецерковного христианского сознания, но при этом достаточно активно использовалось Церковью. Поэтому на основе текста «Сказания об Успении Святой Богородицы святого Иоанна Богослова» и иных сохранившихся древних апокрифических свидетельств о земной жизни Пресвятой Богородицы возникали другие посвященные Ее Успению произведения: например, сочинение «Об исходе Марии Девы», приписываемое святителю Мелитону Сардийскому (конец V – начало VI века), «Слово на Успение Богородицы» Иоанна, архиепископа Солунского (VII век), а также связанное с именем преподобного Максима Исповедника (VII век) «Житие Девы» [1] , значительная часть которого посвящена событию Успения. А вот как, например, кратко повествует о событии Успения в сочинении «О славе мучеников» святитель Григорий Турский (около 588–592 годов): «Когда Святая Мария совершила течение Своей жизни, определенное Ей от начала, были собраны все апостолы из разных мест в дом Ее. Когда узнали они, что должна отойти Она из мира, бодрствовал с Нею каждый. И вот, Господь Иисус приходит с ангелами Своими и, взяв душу Ее, передает архангелу Михаилу и удаляется. На рассвете поднимают апостолы Ее тело с одра и полагают его в гробнице и охраняют ее, ожидая пришествия Господня. И вот снова предстает перед ними Господь и, вознеся святое тело на Небеса, повелевает внести его в Рай, где ныне душа Ее, в радости вместе со избранными наслаждается вечным блаженством».
1
Ряд авторитетных исследователей богословского наследия преподобного Максима (например, Ж.-К. Ларше) полагают, что этот сохранившийся только в древнегрузинском переводе текст мог быть написан Исповедником в ранний период его творчества; другие (например, протоиерей Эндрю Лаут) считают, что «Житие Девы» преподобному Максиму не принадлежит. На сегодняшний день в патрологической науке приоритетной является вторая точка зрения, хотя окончательного согласия по данному вопросу нет.