Успокоительное для грешника
Шрифт:
— В надежде скрыться от патрулей, Ваше Преосвященство. Прошлой ночью луна была очень яркой. Конечно, он беспокоился, что там, где он лежал, в темноте на него может кто-то наступить, — ответил капитан.
— Конечно. А мы знаем, кто этот убитый? — спросил епископ.
— Он называл себя торговцем, Ваше Преосвященство, — сказал капитан. — Пришел в город в мае и снял жилье в таверне Родриге.
— Значит, не особенно удачливый был торговец, — заметил епископ.
— Он, видимо, торговал вразнос, Ваше Преосвященство, хотя, пожалуй, успешнее, чем многие. Мне
— Тогда, капитан, я вас больше не задерживаю, — сказал Беренгер. — Продолжайте расследование обстоятельств убийства этого торговца. И помните, что мне очень не нравятся все эти убийства и волнения возле собора.
Капитан поклонился.
— Разумеется, Ваше Преосвященство, — негромко произнес он, с возмущением подумав, неужели епископ считает, что ему нравится, волнение, которое вызвали два окровавленных трупа возле собора. Однако его лицо оставалось, как всегда, бесстрастным и непроницаемым.
Юсуф вернулся с утреннего урока верховой езды и обнаружил во дворе одну Ракель, которая сидела за длинным столом, перед ней лежала толстая раскрытая книга.
— Поздно ты сегодня, — сказала она. — Папа уже ушел.
— Я был ему нужен? — спросил с беспокойством мальчик.
— Папа сказал, что нет. Он посещает соседей, отказался и от моей помощи. По-моему, никто из них не болен, — уверенно сказала девушка. — Им нужны самые свежие слухи.
— Корзинка была готова, — сказал Юсуф, с беспокойством оправдываясь. — Я уложил ее утром.
— Юсуф, перестань волноваться, — сказала Ракель. — Если б ему кто-то был нужен, то здесь была я.
— И знаешь ты больше, чем я, — сказал мальчик.
— Это великодушное признание с твоей стороны, Юсуф. В свою очередь я признаюсь, что ты знаешь нечто очень важное, чего я не знаю. Твой язык. Я его совершенно не понимаю. А надо бы. На нем написано много важных трактатов по медицине.
Девушка придвинула к нему толстую рукописную книгу в кожаном переплете.
— Как этот. Видишь? Это трактат о растениях и травах. Многие из них я узнаю по рисункам, но, возможно, здесь указаны способы их применения, о которых я не слышала. И здесь есть изображения растений, совершенно мне неизвестных.
— Я научу тебя своему языку и как читать на нем, — сказал Юсуф. — Тогда ты сможешь изучать эту книгу самостоятельно.
— Я хотела бы научиться разговорному языку, — сказала Ракель. — Для начала. И ты сможешь научить меня ему, если захочешь. Но пока ты сам можешь читать почти одни только буквы. Как тебе научить кого-то читать на своем языке?
— Такая книга поможет мне припомнить то, чему я учился, — сказал мальчик. — Как бы то ни было, я знаю больше тебя. Знаю обычные слова, и, возможно, здесь есть ученые, которые помогут нам с трудными словами.
— Есть, — неуверенно сказала Ракель. — Папа знает этот язык, только не может видеть букв.
Юсуф придвинул книгу к себе и уставился на страницу.
— Это слово, кажется, означает «урожай». Только я давно
— Замуж за Даниеля? — спросила девушка, покраснев. — Кто тебе это сказал?
— Да ведь любой дурак видит, что он влюблен в тебя, — ответил Юсуф. — И сеньора всегда старается подвести вас друг к другу, когда он бывает здесь. Ты влюблена в него?
Ракель странно посмотрела на мальчика.
— Это не твое… ну, я полагаю, это не твое дело, так ведь? И в данном случае ответ отрицательный. Я не влюблена в него.
— Почему? — спросил Юсуф. По выражению лица было ясно, что для него это очень серьезный вопрос. — Он красивый, так ведь?
— Пожалуй, — сказала Ракель. — Я не обращала внимания. Он слишком… ну, слишком обычный. Он мне как брат, — сказала она раздраженно. — Как я могу в него влюбиться?
— Он тебе нравится? Мне да, потому что он умный. И веселый.
— Нравится, конечно. Его общество приятно. Но я не назвала бы это любовью. Помнишь сеньору Исабель?
— Помню, конечно, — сказал Юсуф. — Это было всего год назад.
— Любовь даже больше того чувства, что сеньора Исабель испытывала к своему бедному рыцарю.
— А что она испытывала? — спросил Юсуф. — Я спрашиваю тебя только потому, что, думаю, мужчины ощущают это по-другому, а здесь, в Жироне, у меня нет сестер, чтобы спросить их.
— Видимо, да, — сказала Ракель. — Если то, что рассказывают, правда, Исабель говорила, что внутри у нее появлялось странное, болезненное ощущение — для меня тогда это звучало очень тревожно, но… но я не ощущаю ничего подобного, когда вижу Даниеля.
Она отбросила с лица волосы.
— Жарко сегодня.
— Но ты знала эти ощущения, — заметил Юсуф.
— Чертенок, — сказала Ракель. — Да, знала, только не здесь и не сейчас. И не говори об этом папе. Это его только встревожит, а тут нечего тревожиться. Все-таки, думаю, я когда-нибудь выйду за Даниеля, потому что нужно выходить замуж, а он здесь лучше многих. Тогда все будут счастливы, так ведь?
— А ты?
— Не знаю.
Утреннее солнце поднялось уже высоко, когда Даниель нашел убедительный предлог отправиться в город, не вызывая любопытства дяди. Изначально он собирался объяснить, что кому-то надо поговорить с Марти Гутьерресом по поводу его безответственных обвинений, и поскольку он знает его, то займется этим. Но теперь его тревожило беспокойство Ракели. Если она считала объяснение с Марти безрассудством, то дядя воспринял бы его как полное сумасшествие. Поэтому он счел за лучшее помалкивать об этом. Даниель вышел из лавки, сказав, что пойдет кое-что купить, и вызвавшись доставить несколько сообщений. Конечно, за покупками можно было отправить слугу, а сообщения не были срочными. Но дядя решил, что племяннику просто не сидится на месте, и отпустил его.