Уст твоих бурный ветер
Шрифт:
– Эй!
– окликнули ее. Элиза повернулась и увидела неторопливо идущего навстречу молодого парня в таких же, как у нее, рубахе и шароварах. Поверх одежды, однако, красовалась безрукавка с нашитыми железными пластинами. В руке парень держал короткое копье и открытый шлем.
– Тебя Элизой зовут?
– осведомился он, подходя вплотную.
– Тилос ночью привел? А я Карос, и мне уже почти шестнадцать! Я ночью дежурил и вас в лодке перевозил. Еще я лучше всех в группе занимаюсь, скоро синюю повязку дадут. А ты откуда? А зачем к нам?
Элиза оглядела его с головы до ног. Паренек казался симпатичным, но уж больно говорливым. До кустиков, в то же время, хотелось все сильнее.
– Почти восемнадцать, говоришь?
– осведомилась она.
– Да уж, почти старик. Слушай, где тут у вас… ну, оно?… - Она неопределенно помахала рукой.
– Сортир, что ли? Да вон там!
– Карос ткнул рукой в крохотный домик, наглухо обшитый деревом и стоящий на отшибе.
– Только дверь плотнее прикрывай, воняет, даже порошок не помогает. Скоро, наверное, придется закапывать и на другое место переносить.
В другое время Элиза не преминула бы поинтересоваться, что же за порошок такой для сортиров, но сейчас она лишь молча кивнула и, соблюдая достоинство, прошествовала в указанном направлении. Паренек, впрочем, не отвязался, а остался ждать снаружи.
– А вон там - умывальник, - как ни в чем не бывало продолжил он.
– Там мыло есть. Джабраил с Ленарой говорят, что после сортира руки нужно мыть. С мылом, - добавил он, показав на светло-серый кусок, лежащий рядом с мойкой.
– Ты, небось, его и в глаза не видела, мыло-то, - добавил он тоном превосходства, глядя, как девушка недоверчиво смотрит на умывальник.
– Чего это я стану руки мыть?
– настороженно осведомилась Элиза, подозревая одну из шуточек старожилов над новичком.
– Мне и так хорошо.
– Сейчас тебе хорошо, - тоном знатока заявил Карос.
– А потом враз поплохеет. Ты мой руки, мой.
Элиза осторожно потрогала мыло пальцем. На ощупь неизвестный состав оказался жирным и склизким.
– Вот недоверчивая!
– вздохнул Карос.
– Смотри!
Он поддел рукой болтающуюся под умывальником пимпочку, смочил руки вылившейся водой, потом взял мыло в руки и тщательно потер им ладони. Сунув кусок на место, он потер руки одна об другую и смыл склизь с рук.
– Вот и все, - покровительственно сказал он.
– Откуда ты такая взялась, что простых вещей не знаешь? Небось, из деревни какой?
– Чирикаете?
– сонным голосом спросили сзади.
Мира нетвердой походкой, протирая глаза и отчаянно зевая, подошла к ним и оперлась на умывальник.
– Нет чтобы еще поспать… уам-м-м!
– снова зевнула она.
– Нет, нужно вскочить ни свет не заря, перебудить полбазы… ну, меня как минимум…
– Доброе утро, тетя Мира, - почтительно сказал паренек.
– Ты на целых три недели уезжала. По делам, да?
– Да уж по делам, - согласилась та, с фырканьем плеснув водой в лицо.
– А сам-то чего просто так разгуливаешь? Ты уже сменился?
– Джабраил послал меня за пробой воды, - потупился Карос.
– Я только…
– Ага, ты только, оно и заметно, - усмехнулась Мира, заплетая волосы в тугую косу.
– А что, дежурным уже позволяется забывать о приказах и болтать с кем попало? Беги давай!
– она отвесила пареньку легкий подзатыльник. Тот, ничуть не обидевшись, широко ухмыльнулся, поклонился и убежал в сторону ручья. Только тут Элиза разглядела у него в руке небольшую стекляшку.
– А что такое проба?
– поинтересовалась Элиза.
– Разве воду пробуют?
– Помнишь, я тебе вчера о микробах рассказывала? Вот Джабраил и проверяет, нет ли в реке какой заразы, - пояснила Мира, заканчивая заплетать косу.
– Ох, Карос, ох, бездельник! Долго вы тут с ним болтали?
– Да нет, совсем немного. Он мне сказал, что руки надо после сортира мыть. С мылом. А почему народу не видно? Где все?
– Руки мыть - оно правильно, - одобрила Мира, снова зевая во весь рот.
– А народ уже по делам разбежался. Женщины огороды проверяют, мужчины кто в патруле, кто на тренировке. По утреннему холодку самое то. Потом опять жара начнется. Мы с тобой вообще-то две сони, тут обычно с рассветом встают, а днем под крышей отсиживаются. Пошли позавтракаем - и к Тилосу. Он что-то про тебя говорил, но под самое утро. Я уже на ходу спала, и он меня выгнал.
Еду давали в хижине с пристроенным сзади глухим сараем. На завтрак оказались широкие и плоские хлебные лепешки, вяленое мясо и какие-то незнакомые Элизе, но очень вкусные плоды (Мира назвала их "авокадо"). Запивали пищу кислым и невкусным пивом.
– Чистая вода быстро портится, - пояснила Мира в ответ на кислую, в масть пиву, физиономию Элизы.
– А эта дрянь почти без алкоголя и хранится куда дольше. И не вздумай пить сырую воду, с земли или из речки. Мало ли что…
Потом Мира повела Элизу к Тилосу. Тот обнаружился в отдельно стоящем длинном доме - настоящем доме, с мазаными глиной стенами - с рядом пустых коек. На одной койке, занавешенной со всех сторон тканевым пологом, лежал бессознательный Камтон. Сквозь закрывающую его простынь проступали кровавые пятна. Тилос сосредоточенно водил над его животом ладонью.
– Привет!
– оглянулся он, слегка улыбнувшись.
– Как спалось?
– Замечательно, только маловато, - откликнулась Мира, снова зевая.
– Да нашу занозу разве в кровати удержишь…
– А ты веревкой привязывай, - весело посоветовал Тилос. Впрочем, улыбка сразу пропала с его лица. Он остро глянул на Элизу.
– Отошла после вчерашнего? Готова к разговору?
– Да, - кивнула Элиза, присаживаясь на ближайшую койку. Вновь проснувшаяся недоверчивость боролась в ней с нестерпимым любопытством.
– Хорошо, - серьезно откликнулся Тилос.
– Мира, присаживайся. Поправишь меня, если в чем не прав.
Мира присела рядом с Элизой, настороженно поглядывая на него.
– Поаккуратнее с девочкой, - негромко сказала она.
– Не вываливай сразу все, как ты любишь.
– Ты же пережила в свое время?
– так же негромко откликнулся Тилос.
– Она не слабее тебя. Тоже справится.
Элиза перевела недоумевающий взгляд с одного на другую. Сердце вдруг учащенно забилось.
– Вы про маму с папой?
– с внезапной надеждой спросила она.
– Они живы? Они нашлись?