Усталая смерть
Шрифт:
— А я вот пока не могу бросить. Силы воли не хватает.
— Кури в купе, мне дым не мешает.
— Нет, не стоит. Нам с вами спать здесь. Лучше покурю в тамбуре. Можете постоять со мной за компанию.
— С удовольствием. С вами интересно разговаривать.
Они вышли в полутемный коридор. Горел только дежурный свет. Прошли в тамбур, и Игорь закурил.
— Через двадцать две минуты будем в Рязани,— сказал Игорь, вновь глянув на часы.
Но Воротников его словно не слышал.
— Вот вы говорите, Игорь, что вам тридцать два года. А знаете очень много. Эрудированный молодой человек. Моему оболтусу Рудику двадцать четыре. Университет заканчивает благодаря взяткам и моему известному имени. А в голове один мусор. Он по-русски-то говорить не умеет. С дружками, понятное дело, трехэтажным кроет, а дома заменяет эти слова на «типа», «чисто», «как бы». Кошмар какой-то.
Игорь улыбнулся.
— Не сам же он эти словечки придумал. Сейчас все так разговаривают. Включите телевизор и послушайте. Люди считают себя грамотными, но без «как бы» ни одна фраза не обходится. А наши политики ни в чем не уверены. Они могут быть только «глубоко убеждены». Послушайте наших уважаемых популярных журналистов. У них каждая фраза начинается с долгого «э…» Ваш сын тут ни при чем. Однако я не убежден, а уверен, что нам пора.
— Пора что?
— Гляньте в окно.
И Воротников глянул. Поезд проскочил переезд, но больше он ничего увидеть не успел. На голову ему обрушилась скала. Он качнулся и упал.
Игорь достал ключ, открыл дверь и, как мешок, сбросил профессора на рельсы.
Заперев дверь, он вернулся в купе. Собрал все, что оставалось на столе, в портфель, вытер полотенцем все предметы, взял с полки чемодан бывшего попутчика и отправился в другой тамбур.
Через десять минут поезд остановился в Рязани. Игорь сошел и направился к привокзальной площади, где его ждала машина. Ему предстоял трехчасовой путь в обратном направлении. Главное — успеть вернуться на работу до прихода сменщика.
6.
На территории подмосковных Ватутинок настроили так много коттеджных городков, закрытых зон, особняков, что обычному смертному в этом чудном уголке Подмосковья делать нечего. Куда ни пойдешь, обязательно в забор уткнешься.
Один из таких городков походил на пчелиные соты, так как делился на определенные зоны внутри собственной необъятной территории, и каждая ячейка имела охрану и свою систему пропусков. По зеленой карточке можно гулять по всем участкам без ограничения, желтая запрещала входить в зону «А», синяя — выходить из зоны «А», белая открывала доступ только в зону «Б», которую называли административной, и так далее и тому подобное. Тут даже имелись свой детский сад, школа и поликлиника. Одним словом, целое государство в государстве. Не каждый здесь имел собственный коттедж. В некоторых жило по десять человек в пяти комнатах. Эти люди называли райский уголок ГУЛАГом, а себя — узниками, заложниками или рабами. Сейчас нет смысла останавливаться подробно на деталях. Рано или поздно они сами всплывут на поверхность.
В небольшом двухэтажном коттедже, на воротах которого стояла цифра один, а у калитки дежурили два вооруженных охранника, проходило небольшое совещание, где решались мелкие внутренние дела, из чего следовало, что проводилось оно руководством среднего звена.
У камина в уютной обстановке сидели три человека. Мы уже встречались с ними раньше. Семенова Григория Ефимовича, бывшего полковника ФСБ мы помним еще по Саратову. Это он делал заказ на кокаин, а здесь под его руководством находилась целая сеть отделений, в том числе и охрана. Елена Андреевна Приленская руководила одним из филиалов в Москве. Это она отбирала женщин в «проектном бюро» и оформляла их на работу. Конечно, начальник кадров не ее призвание. Приленская — кандидат медицинских наук, психиатр и великолепный психолог. Она умела не только общаться с людьми, но и внушать им то, что считала нужным. Так что никто лучше нее с подобной работой не справился бы. Третьим у камина был молодой человек лет тридцати пяти. Василия мы знаем как опекуна бывшего подрывника, а ныне инвалида Алексея Белоусова. Ничего особенного он собой не представлял, кроме того что страдал шизофренией в легкой форме, мнил себя великим стратегом, ненавидел весь мир, но при том имел все же незаурядный ум, прекрасно разыгрывал из себя наивного дурачка. За ним приходилось приглядывать, но очень осторожно. Василий был человеком крайне подозрительным, но твердо знал свое дело и всегда добивался поставленной цели, за что его и ценили.
В данную минуту Василий отчитывался о проделанной работе:
— Нет, конечно, Белоусова убирать мы не будем. Во-первых, в нем заложен огромный потенциал и он может принести еще немало пользы. То, что он назвал «Братом-3», разнесло на мелкие частицы неприступный бастион известного всем члена правительства. В порошок! Стер с лица земли. Чудовищная смесь. Сейчас он ее совершенствует. И я уверен, что следующий вариант будет еще круче. Двести граммов смеси имели такую разрушительную силу. А если чемодан, а не пачка из-под масла? Сдал его в камеру хранения на вокзале — и ни поездов, ни вокзала, ни района.
— Вокзалы твой бзик, Вася? Угомонись, — махнул рукой умудренный опытом бывший чекист. — Твой Белоусов не только гений-химик, но и носитель информации. А мы рисковать не имеем права.
— И кому он сдаст ценную информацию? Одинокий, всеми забытый, никому не нужный и обиженный государством инвалид? У него нет друзей, жены, невесты, родителей. К тому же он находится под моим контролем и считает себя вполне свободным человеком. Он очень ценит свою лабораторию и работает целыми днями, делая перерыв на девочек из вашего клуба. И главное, он заинтересовался машинкой (Василий глянул на часы) уже ныне покойного профессора Воротникова. А если ему удастся создать свой аналог?
— Ты показывал ему чертежи? — строго спросил Семенов.
— С его мозгами можно и без чертежей обойтись. Так даже интереснее. Пусть парень работает.
— Ладно, Вася. Только тебе придется вовлечь его в игру. Не ты, а он сам должен управлять кодами компьютера. Пусть понимает, что он делает. Страх перед возмездием может сдерживать людей куда сильнее, чем угрызения совести.
Слова Приленской прозвучали убедительно, и Семенов с ней согласился.
— Он уже видел плоды собственной работы. Не я же делал взрывчатку.
— Теперь доверь ему всю работу, а сам лишь контролируй.
— Думаю, что у нас все получится. Не беспокойтесь. Белоусову надо отдохнуть пару дней. Выделите мне двух девочек. Парень заслужил благодарность.
— Хорошо. Иди в третий корпус,— пробормотал полковник. — Я позвоню, и тебе подберут подходящий товар.
Василий встал, взял с кресла пальто и вышел из комнаты.
Разговор продолжали вдвоем.
— Кажется, у тебя опять появилась вакансия? — спросил Семенов.
— Да, Гриша. И меня это начинает беспокоить. Я чувствую волнения, происходящие в душах моих жриц любви. Уже не однажды ко мне обращались люди из органов.
— Никто из твоих подопечных не живет в одном районе, Леночка. И приходят к тебе менты с разных концов Москвы. Это же проформа. Никто пропавших без вести не ищет. Да, работала такая, ну и что? Уволилась, и я о ней ничего не знаю. Все. Вопросов больше нет.
— А коли копнут?
— Кто? Хозяева твоего округа пользуются нашими услугами. А у нас на них заведены досье потолще тех, что имеются в уголовных делах, да еще с картинками и звуковым сопровождением. Тебе даже адвокат не понадобится. А опера пусть ходят. Им нужно поставить галочку о проделанной работе. За четыре года нашей деятельности ни одного серьезного прокола. Наша империя непотопляема. Через наши руки прошли практически все сильные мира сего и их жены. Тебе ли не знать, что такое половой инстинкт. Фрейда, поди, наизусть знаешь.