Усыпальница
Шрифт:
«Интересно, — подумал Рэнд, — что бы сказала моя религиозная мать, если бы узнала, что ее младший сын больше знает о Евангелии от Фомы [43] и Свитках Мертвого моря, чем о Писании, которое она читала, наверное, каждый день».
Он открыл Евангелие от Матфея, первое из четырех канонических Евангелий, и стал медленно переворачивать страницу за страницей, отыскивая имена Мириам и Каиафы. Дойдя до шестой главы, он начал читать вслух, без всякого выражения. Знакомые слова «Отче наш», молитвы, которую он в раннем детстве учил в маленькой церкви в родном канзасском городке. Чтение его увлекло. Когда он наткнулся на первое упоминание о Каиафе, в 26-й главе, прошло уже почти два часа. Затаив дыхание, Рэнд читал о «первосвященниках и книжниках и старейшинах народа», собравшихся в доме Каиафы, чтобы договориться, как схватить Иисуса так, чтобы не вызвать бунта «в праздник».
43
Евангелие от Фомы — один из новозаветных апокрифов, то есть книг на библейскую тему, не включенных церковью в каноническое Священное Писание.
Далее Рэнд с интересом прочел о том, как Иисуса привели в дом Каиафы, где первосвященники, старейшины и Совет обвиняли его, насмехались над ним и сочли его достойным казни. Словно зачарованный, Рэнд перешел к 27-й главе, где первосвященники отдали Иисуса на суд Понтию Пилату, римскому префекту. Обратил внимание, что в этой главе Каиафа не упоминается.
— Куда же ты делся, Каиафа? — прошептал Рэнд. — Ушел в тень, как только Иисусу в твоем присутствии вынесли приговор? Или стал держаться особняком?
Он вернулся к 26-й главе.
«Тут ты явно при исполнении обязанностей».
Снова перевернул страницы, просматривая 27-ю главу.
«Интересно, почему о тебе нет ни слова именно тогда, когда Иисуса отправили к Пилату… и распяли».
Так он дошел до 28-й главы, последней в этом Евангелии. Главы о воскресении Иисуса, о том, как первосвященники — был ли среди них Каиафа? — узнали от римских солдат о землетрясении: ангел отвалил камень от входа в гробницу. Заканчивалась глава явлением Иисуса апостолам и его словами о том, что они должны рассказать людям о новой вере. Рэнд встал, потянулся и положил раскрытую Библию на стол.
«Как странно быть здесь, в Иерусалиме, — подумал он, — где, возможно, все это происходило на самом деле. Еще более странно читать о землетрясении, благодаря которому две тысячи лет назад отворилась гробница, где только что был погребен человек. Ведь не прошло и недели, как бульдозер устроил своего рода маленькое землетрясение, открывшее древнюю гробницу… Могилу одного из непосредственных участников всей этой истории…»
— Не забегай вперед, Рэнд, — сказал он самому себе. — Пока что доказательств недостаточно. Нужно быть последовательным и продвигаться вперед шаг за шагом.
«Шаг за шагом», — повторил он мысленно, снова беря в руки Библию.
Рэнд удобно устроился на кровати, подложив под спину подушки. Еще раз перечитал три последние главы Евангелия от Матфея, прежде чем перейти к Евангелию от Марка, которое он прочел от начала до конца за час, отметив для себя, что автор ни разу не называет имени Каиафы, говоря о «первосвященнике».
Рэнд перестал читать. Возникло какое-то новое, незнакомое ощущение. Он смотрел в раскрытую книгу. Что же это?
Встал с кровати, подошел к столу. Положил на него Библию и нашел последние страницы Евангелия от Марка. Водил по ним пальцем и пытался понять, что чувствует, о чем думает. И вдруг его осенило.
Он и раньше слышал библейские истории, некоторые читал — еще в детстве. Старался запомнить, какие тексты читают на свадьбах, какие — на похоронах. Но того ощущения, которое возникло в эти несколько часов, никогда не было. Он не единожды слышал все эти слова, но они никогда не производили на него такого сильного впечатления.
Адам и Ева, Давид и Голиаф, Иона и кит. Лазарь. Захария. Иисус. Распятие. Воскресение. Хорошо знакомые истории, по крайней мере, он знал их давно. Но всегда библейские сказания оставались только историями. Он воспринимал их как сказки для детей. Гензель и Гретель, Красная Шапочка, мальчик, который кричал: «Волк!»
Но сейчас он увидел все это другими глазами. Он читал Библию не как художественное произведение. А все потому, что в усыпальнице в Тальпиоте он своими глазами видел надпись «Каиафа» на оссуарии. И возможно, держал в руках кости того самого первосвященника, о котором шла речь на этих страницах. Теперь эти слова, фразы и главы были свидетельством. Такой же достоверной информацией, какую он вчера весь день заносил в компьютер.
Рэнду никогда не приходило в голову, что рассказы об Иисусе могут быть правдой.
67
28 год от P. X.
Иерусалим, Храмовая гора
Каиафа только что покинул Зал тесаных камней вместе с двумя братьями жены, Ионатаном и Александром. Они шли за ним следом. Шум уже стих. Они свернули за угол и вошли во Двор язычников, окруженный с трех сторон колоннадой. Каиафа резко остановился, будто перед ним возникла стена.
Что здесь творилось!
Столы менял перевернуты, повалены набок, а мостовая усыпана монетами. Теперь, чтобы отделить храмовые монеты от римских, понадобится не один час. А навести здесь хоть какой-то порядок, чтобы можно было снова заняться делом, удастся вообще неизвестно когда.
Обескураженные торговцы бродили среди этого бедлама как потерянные, пока другие лихорадочно ловили голубей, хлопающих крыльями, блеющих овец и мычащих волов, пытались заново установить разбитые палатки и починить стойла. Собиралась толпа зевак. Одним было просто любопытно, что произошло, другие открыто торжествовали, третьи застыли в изумлении.
И был еще один человек.
Он стоял среди разбитых клетей и палаток, перевернутых столов, рассыпанных монет и растерянных людей. В руке его была зажата толстая веревка. Он спокойно смотрел вокруг, как десятник, изучающий место будущей стройки.
— Уберите все это, — сказал он громко.
Глаза его горели, но это было не безумие, а осознание собственной власти и гнев. Он притягивал к себе внимание, и все, кто был на площади, смотрели на него с изумлением.