Утешение историей

Эту книгу родила война. Я не собирался ее писать. В планах у меня были совсем другие книги. Но Майдан и война на Донбассе сломала все планы. Произошло то, чего я больше всего не хотел — гражданская война вернулась на Украину.

Я не буду делить участников ее на правых и виноватых. Кто прав был в Гражданской войне начала прошлого века? Красные или белые? Петлюровцы или гетманцы? Махновцы или совсем забытые сегодня григорьевцы? Или зеленые, воевавшие со всеми и бегавшие ото всех? Теперь уже не важно.

Теперь это просто кино.

Но

то, что происходит сегодня, не кино. Забытый спор правых и левых младогегельянцев, который вроде бы давно решился в Сталинграде, снова воскрес на Донбассе. И в Киеве. И в Одессе. Везде, где вместо философских споров вспыхивали очаги вооруженной борьбы. Иногда эта война происходит прямо у тебя в голове. Уже когда эту книгу нужно было сдавать в печать, на Юго-Востоке буквально за одну неделю погибли двое моих друзей. Обоих я знал по военной реконструкции. Одному было сорок семь. Другому — двадцать. У первого остались жена и сын. У второго — беременная жена. Тот, что был старше, воевал, скорее, из чувства долга и профессиональных соображений — он был бывшим капитаном спецназа. Еще советского. Тот, что моложе, — из юношеского романтизма и идеологических убеждений. Впрочем, оба ни были романтиками. Немного наивными.

При этом они воевали ДРУГ ПРОТИВ ДРУГА. Бывший советский капитан — в одном из добровольческих батальонов, сформированных Киевом. Двадцатилетний мальчишка — в армии Луганской народной республики. Тем не менее, обоих своих друзей я любил. Оба вызывали у меня человеческую симпатию. Оба, по рождению, были КИЕВЛЯНАМИ и разговаривали ПО-РУССКИ.

Относиться к их смертям равнодушно я не могу. Я держал в руках каску одного из них. Того, что был старше. Каска еще пахла потом и волосами. Знаете этот грибной запах человеческой головы, который остается на шапке? Пропотевшая каска пахнет точно так же. Мобильный телефон напоминал осколок льда, залитый кровью. Друг погиб, подорвавшись на мине. Растрескавшаяся после взрыва панель мобильника впитала кровь из разорванного сердца. Темно-вишневую, просто рубиновую кровь. Его привезли в Киев, чтобы похоронить.

Второго друга — того, которому было всего двадцать, в Киев не привезут. Его похоронят на Луганщине. Там, где он воевал и умер. Для нынешних киевских властей он сепаратист. Хотя сам он говорил, что собирается вернуться в Киев и освободить его. Так он думал. Хотя большинство нынешних киевлян, наверное, думают иначе. По крайней мере, если верить соцопросам.

Обоих я отговаривал брать в руки оружие. Еще весной, когда кипели страсти и уходили колонны на Восток. Ночью. По проспекту Победы. Еще не зная, что идут к трагедии Изварино и Иловайска. В мясорубку Саур-Могилы.

Одному я говорил: «За кого ты собрался воевать? За олигархов, которые пришли к власти на волне Майдана? Пусть они договорятся с Востоком, а не посылают туда войска!» Другого останавливал: «Стрелков приехал и уедет. У него симпатичные усы. Но нельзя воевать только за то, что тебе подмигнули из Кремля. А если там передумают?»

Ни первого, ни второго я не убедил. Они были страстными людьми. Куда более страстными, чем большинство из нас. Я молился за то, чтобы они уцелели. Но мои молитвы не дошли до Господа. Меня утешает только то, что еще двух моих друзей я удержал от этой войны. Один собирался бежать на Донбасс, чтобы вступить в армию Новороссии. Другой — дважды порывался пойти в военкомат и стать солдатом ВСУ — Вооруженных сил Украины.

Я ненавижу эту войну. Ненавижу захлебывающихся от восторга девочек с телевидения, делающих репортажи, якобы с «фронта». Ненавижу всех, кто наживается на крови. Делает на ней МИЛЛИОНЫ. Всех этих олигархов и пиарщиков, политолухов и конспирологов.

Ненавижу мужеподобных амеб, засевших в столичных редакциях и разжигающих конфликт воинственными статьями и своими «героическими» фотографиями с автоматами в глубоком тылу. Это гражданская война. Победителей в ней не будет. Как не было, на самом деле (вспомните судьбу Тухачевского и Троцкого!), победителей и в той Великой Гражданской Войне.

А то, что эту уже называют Малой Гражданской, — слабое утешение.

Когда-то Боэций написал книгу «Утешение философией». Он сидел в тюрьме в ожидании казни и пытался отвлечься от мыслей о смерти.

Мир сегодня — тоже одна большая тюрьма, перегороженная государственными границами, где вместо пропусков — визы. Война стала глобальной. Очень похожей на мир. Но все-таки войной. По-видимому, идет новая Латентная Мировая, прорываясь, как гейзер, то в Сирии и Ираке, то в Афганистане и Ливии. То, как сегодня, на Украине. Мы не знаем еще, как назовут нашу эпоху. Как не знали французы, что живут во время Столетней войны.

Поэтому моя книга называется «Утешение историей». Ведь история умеет утешать не хуже философии. И, главное, доступнее. Без абстракций и сложных терминов. Все революции похожи друг на друга. Все войны. И все переговоры о мире. Пусть это послужит вам утешением, хотя и не оживит погибших.

Киев. Декабрь 2014-го.

«За что?» — повторяют наши люди. А спрашивать надо: «Почему?».

На свете есть два народа, у которых страдание возведено в культ: евреи и украинцы. У первых есть Стена Плача. Вторые плачут без всякой стены и так. По любому поводу. С Библейских времен евреи были убеждены, что Бог, любя свой «избранный» народ паче всех остальных, карает его за нарушение божественного закона, торжественно врученного Моисею. Так сказать от великой любви. Желая только добра. Украинцы, напротив, считают, что небеса невзлюбили их просто так. И карают ни за что. Из вредности.

Оба этих мироощущения абсолютно иррациональны. Мир знает множество успешных евреев. Некоторые даже считают, что все деньги принадлежат им, и за всеми заговорами стоят тоже они. Лично я не разделяю этот предрассудок. Я видел богатых евреев, бедных и даже очень бедных. Умных, талантливых и абсолютно бездарных. Даже сумасшедших евреев, с блаженной улыбкой перевозивших на тачках бумагу на полиграфической фабрике, куда раз в неделю мы, киевские школьники, ходили на УПК (учебно-производственный комбинат) получать «рабочую» профессию.