Утешительная партия игры в петанк
Шрифт:
Потом он принялся искать свою собаку, увидел нас троих и не спеша направился к нам. Я не успела с ним даже поздороваться, как дети забросали его вопросами.
«Ух ты! — всплеснул он руками, — экий у вас говор-то столичный!»
Он сказал им, как зовут собаку, Филу, и показал, какие смешные трюки тот умеет проделывать.
Настоящий циркач…
Я объяснила, что мы пришли попросить яиц. «Ааа, вот оно что, энто мы могем, энтого добра у меня на кухне завались, но деткам-то, поди, самим охота яичек-то поискать, а?» И он повел нас в курятник. Этот
Потом мы пошли с ним на кухню за коробкой, и я поняла, что он живет здесь один уже очень давно… Там была такая грязь… Не говоря уже о запахе… Он предложил нам попить, и мы уселись за стол, покрытый клеенкой, прилипавшей к локтям. Он налил нам какого-то странного сиропа, в коробке с сахаром валялись дохлые мухи, но дети вели себя идеально. Я боялась вынуть Хатти из коляски. Пол был… такой же липкий, как все остальное… В какой-то момент я не выдержала, встала и распахнула окно. Он посмотрел на меня, но ничего не сказал, и я думаю, наша дружба родилась именно в тот момент, когда я повернулась со словами: «Так же лучше, правда?»
Он был холостяком, выглядел смущенным, явно никогда и детей-то вблизи не видел, я — будущая старая дева, которой сам черт не страшен, и которой тянуть эту лямку еще семнадцать лет, — мы улыбнулись друг другу, обдуваемые теплым ветерком…
Сэм объяснил ему, что яйца, они нужны нам для торта на день рождения его младшей сестры. Он взглянул на Харриет, сидевшую у меня на коленях: «Энто у нее сегодня день рождения?» Я кивнула, и он добавил: «Кажись, имеется у меня для энтой крохи и игрушечка подходящая, мягкая». Черт! Какую еще гадость он сунет ей в руки… — заволновалась я. — Какого-нибудь розового зайца, выигранного в тире на ярмарке году эдак в 1912?
Идите за мной, сказал он, помогая Алис слезть со стула. Он привел нас к очередному сараю и проворчал в темноте: «Эээ, и куда ж вы все запропастились..?»
Дети их сами нашли, и тут уже мне пришлось-таки спустить Хатти на землю…
Шарль уже начинал разбираться в улыбках Кейт, и эта была такой заразительной…
— И что же это было?
— Котята… Четыре малюсеньких котенка, притаившихся под старым драндулетом… Дети просто обезумели. Они попросили у него разрешение взять их на руки, и все вместе мы отправились играть на лужок за домом.
Пока они возились с котятами, мы присели на лавку. Собаку он взял на колени, смотрел на них, улыбался, скрутил папироску и сделал мне комплимент: Мол, у меня тоже потомство что надо… И тут я расплакалась. Сказался постоянный недосып, к тому же, я еще ни разу не говорила с доброжелательным человеком с того времени, как… Эллен, в общем, я все ему выложила.
Он долго молчал, сжимая в руке зажигалку, а потом сказал: «Все равно они будут счастливы, вот увидите… Ну, так которого выбрала наша шалунишка?».
За нее все решили старшие, а я пообещала, что мы заберем котенка, когда будем уезжать. Он проводил нас до аллеи. Решетка под коляской была заполнена овощами из его огорода, а дети еще долго оборачивались и махали ему рукой.
Вернувшись в домик, который мы снимали, я обнаружила, что в нашей кухоньке нет духовки… Я воткнула свечку в простую «мадленку», и уставшие дети отправились спать. Уф, этот чертов день наконец-таки миновал… Я решила, что он будет веселым, но у меня ничего бы не получилось, если бы не этот Дом, у которого, на мои взгляд, такое красивое сумеречное [219] имя…
219
Les Vesperies, ср. лат. «vesper» — «вечер», «закат».
Я курила на террасе, когда ко мне подошел Сэм, волоча за собой своего плюшевого мишку. Впервые он вот так вот пришел ко мне. И впервые обнял меня… И теперь уже не дым сигарет, а звезды заслоняли нас от всего мира.
«Знаешь, я думаю, нам не стоит брать этого котенка», вдруг сказал он мне очень серьезно. «Ты боишься, что он будет скучать в Париже?» «Нет, просто я не хочу, чтобы его разлучили с мамой, братьями и сестрами…»
О, Шарль… Я просто залилась слезами… У меня и так глаза все время были на мокром месте…
«Но мы можем завтра снова к нему сходить, да?» добавил он.
Конечно, мы пошли туда на следующий день, и через день, и вообще, остаток каникул провели на ферме. Дети что-то мастерили в сараях, пока я освобождала кухню от хлама и отдраивала ее. Этот мсье Рене с его курами, коровами и чужой старой лошадью, которая была у него на полном пансионе, маленькой собачонкой и невообразимым беспорядком, стал членом нашей семьи. Впервые я чувствовала себя хорошо. Защищенной. Мне казалось, что за этими стенами с нами не может случиться ничего плохого, что весь остальной мир остался по другую сторону водяного рва…
В день отъезда все мы были очень взволнованы и обещали приехать к нему на осенние каникулы. «Тогда ищите меня в поселке, — сказал он, — здесь я жить уже не буду…» Как? Почему? Он слишком стар и не хочет жить здесь зимой один. В прошлом году очень болел и вот, решил поселиться у недавно овдовевшей сестры. Дом он сдаст молодой паре, а себе оставит только огород.
А животные? — заволновались дети. Ну, кур и Филу он возьмет с собой, а остальные, гм…
От этого «гм» попахивало бойней.
Что ж. Ладно, мы приедем к нему в поселок… Перед отъездом мы в последний раз прогулялись по поместью, и я не смогла взять все коробки, которые он столь любезно для меня приготовил: машина была слишком маленькой.
Встала, подняла крышку с левой конфорки и поставила чайник.
— Наша квартира показалась нам маленькой… И тротуары… И сквер… И контролерши парковок… И небо… И деревья на бульваре Распай… И даже Люксембургский сад, куда больше не хотелось ходить, потому что трехминутное катание на осле стало для нас непозволительной роскошью…