Утилизатор
Шрифт:
– А ты, – обратился он к Марку, – не прошёл испытание, подготовленное Ядром. И тоже списан в утиль. А ведь имел крайне впечатляющие показатели.
Марк скрипнул зубами. Теперь, когда терять действительно нечего, страх, верной собакой сопровождавший его на протяжении жизни унёсся прочь, поджав хвост.
– Пошёл ты, вместе со своим Ядром! – выкрикнул он. – Думаешь, после сегодняшнего тебя оставят в живых? Хрена с два!
Плотно сжатые губы Гарри дрогнули и разъехались в улыбке. Он вернул пистолет на место, покачал головой:
– Дружище, ты живёшь в каком-то выдуманном тобою же мире. Полном коварства и злодеяний. Я даже завидую такому воображению. Чтоб ты знал, эта командировка у меня десятая по счёту. И ничего, цел и невредим. На самом деле система гуманна до невозможности. Если бы ты удосужился почитать историю, то смог без труда прикинуть, сколько людей погибало в год от разного рода неприятностей, включая суицид. Поверь на слово, это число куда больше десяти процентов. И это всё при потрясающей неэффективности труда. Так что порядок, предложенный Ядром, не просто благо – это спасение и надежда на земной рай.
Марка осенило.
– Ты псих, – сказал он. – Как и вся ваша контора. Один вопрос…
– Я слушаю.
– Эти острова и есть утилизация? Не слишком ли изощрённо?
– Острова – один из видов утилизации, – ответил Гарри. – Есть катакомбы и много ещё чего. Всё это – социально-биологические опыты, задуманные учёными, и просчитанные Ядром. Какой-нибудь из этих опытов может положить начало приспособлению человека к жизни в новых условиях. Тогда наступит конец отступлению перед агрессивно настроенной природой.
– И со всеми вы вот так возитесь?
– Разумеется, нет. Основная масса списанных в утиль просто ликвидируется. Так что вы двое – везунчики.
– И, да… – добавил он, уже собираясь вернуться в кабину пилотов. – У этих парней напряжёнка со жрачкой. Но всё в ваших руках: докажите им, что живыми от вас толку больше.
Он усмехнулся и растаял в темноте люка.
Через минуту самолёт вздрогнул, воздух наполнился гулом, переходящим в свист.
Вакати
1
– Слышал, Нгоа пропал?
Аскольд потёр глаза. Перед ним стоял Лима, темнокожий стражник. Такой же высокий, как Аскольд, но не столь широкий в плечах. За открытым пологом хижины серел рассвет.
– Куда пропал? – Сон отступал нехотя. Смысл услышанного, как Аскольд ни старался, до него не доходил.
– Ночью его не стало, – объяснил Лима. – Тагиз видел, как Нгоа вошёл в шатёр…
– В шатёр? К Вакати?!
Сон слетел, будто сдёрнули одеяло. Никто никогда не бывал в жилище правителя. Кроме, разумеется, наложниц. Пусть Нгоа и главный страж, но даже с ним Вакати разговаривает только через ширму. Или отправляет с распоряжениями одну из наложниц.
Лима кивнул. Тускло блеснул железный обруч на лбу.
– Может, Тагизу померещилось? – возразил Аскольд. – Он же вдвое старше нас с тобой. Да ещё с сонных глаз…
Лима покачал головой:
– Тагиз клянётся, что это был Нгоа. Да и у кого ещё есть ятаган? Нгоа шёл без факела, но этой ночью было полнолуние, светло, как днём. Я верю Тагизу.
Аскольд медленно поднялся с лежанки, потянулся за рубахой. Он один из немногих носил одежду (остальные ограничивались набедренными повязками), потому что его кожа плохо переносила солнце, в этих землях особенно злое.
Лима ждал, когда приятель оденется, в очередной раз дивясь необычной внешности: Аскольд выделялся песочно-белыми волосами и светлой кожей, которая на солнце становилась красной, а потом слезала, как змеиная шкура. Лима не раз бывал свидетелем того, как Аскольд, кривясь от боли, снимает кожу лоскутами. Да, туго приходится северянину в этих пышущих жаром пустынных краях.
Послышались торопливые шаги, и в дверном проёме появилась физиономия Салифа, совсем молодого стражника.
– Быстро! Всем к правителю! – запыхавшимся голосом выкрикнул Салиф и умчался прежде, чем приятели успели спросить, в чём дело.
На площади перед шатром правителя собрались почти все стражники. Опаздывающие подбегали, становились в строй. Не было только тех, чья очередь караулить рабов.
Люди перешёптывались, пожимали плечами. Было видно, что никто не в курсе, зачем их собрали в столь ранний час.
Шатёр, высоченный конус из верблюжьих шкур, окружён забором из всё тех же шкур, столбами служат связанные сухожилиями воловьи кости – сказывается отсутствие деревьев. Правитель Вакати показывался редко, предпочитая пребывать в тени шатра, но иногда стражники могли видеть его прогуливающимся по двору. А несколько раз в год Вакати выходил к приехавшим из дальних земель купцам, покупал двух-трёх рабынь, уводил с собой. Остальными рабами и товарами занимался главный страж, он выбирал нужное, расплачивался с купцами «глазами орла», как называют в Макази 1 камень, который добывают рабы, принадлежавшие Вакати. Но лица правителя не видел никто. На людях он появлялся в сверкающих доспехах, голова замурована в золотой шлем с узкими прорезями для глаз.
1
Макази – посёлок (суахили).
Аскольд попытался подсчитать, сколько раз видел Вакати, но не смог. Перед глазами стояли только до блеска отполированные латы с гравировкой на груди: два льва встали на задние лапы, а между львами – песочные часы. Такой же рисунок он видел на развевающемся над шатром флаге.
Его толкнули в бок:
– Гляди!
Аскольд поднял глаза. Через единственную калитку в заборе, опоясывавшем шатёр, вышла женщина. Точнее, выбралась. Она двигалась, расставив руки и то и дело оступаясь. Выше носа голову стягивала полотняная повязка с красными пятнами на месте глаз. Женщина всхлипывала, грудь при этом прерывисто поднималась.
Краешек солнца показался над горизонтом, и тут же прохлада капитулировала, уступив место наступающей жаре.
– Приказ великого Вакати! – выкрикнула женщина. Бледные пальцы вцепились в столб из воловьей кости, удерживающий калитку. Аскольд отметил сильный акцент, с которым наложница произносила слова.
Площадь затихла.
– Нгоа ушёл. Главным стражем назначен Аскольд!
Она разжала пальцы и кинулась назад к шатру.
Несмотря на исковерканные акцентом слова, своё имя Аскольд разобрал. Но понятия не имел, что теперь делать. Он просто стоял, чувствуя, как на висках выступают горячие капли, как текут по щекам солёные ручейки. Кожа на руках и лице начала зудеть. Солнце поднималось всё выше.