Утонувшие надежды
Шрифт:
— С чего ты это взял, Том?
— Знаешь, почему меня выпустили? — ответил тот. — Все дело в инфляции, урезанном бюджете и переполненности тюрем. Общество взрастило — заметь, самостоятельно, без нашей помощи — целое поколение преступников, мелких воришек, которые и в подметки не годятся таким волкам, как мы с тобой, Эл.
— Это точно, подонков вокруг полно, — согласился Дортмундер.
— Такие люди не отличат чертеж от конфетного фантика, не говоря уж о том, чтобы разработать серьезный план. Сделав шаг правой ногой, эта шваль даже не имеет представления, что делать с
— Да, их полно вокруг, — повторил Дортмундер. — Заползет такой субчик под лестницу и спит, положив под голову краденый телевизор. А нам за него отдуваться.
— Всему этому они учатся в тюрьме, вот что я тебе скажу, — заявил Том. — И главная беда — то, что их к этому подталкивают нечестивые помыслы. Мы-то с тобой знаем, Эл, что если парень заявляется в банк с пистолетом и говорит: «А ну, деньги на бочку и чтоб пять минут никто не шевелился», — то у него на это могут быть только две стоящие причины. Либо его семья живет впроголодь и нуждается в лечении, обуви, учебниках для ребятишек и хочет есть мясо чаще, чем раз в неделю, либо этот парень желает свозить свою девчонку в Майами и малость повеселиться. Либо так, либо этак. Верно?
— Что ж, обычное дело, — согласился Дортмундер. — Только теперь ездят все больше в Лас-Вегас.
— А нынешние шуты даже этого понять не могут, — сказал Том. — Они крадут для того, чтобы кольнуться и наширяться. Они колются и ширяются даже в тюрьме, покупая зелье у охранников, вольняшек, посетителей — у кого угодно, даже у тюремного капеллана. Но спроси у них, почему они не пошли к специалисту по подбору профессии и встали на путь преступления, хотя ни бельмеса в этом не смыслят, и тебе скажут, что в их бедах виновата политика, а они — лишь ее жертвы.
Дортмундер кивнул.
— Я слыхал об этих типах, — сказал он. — Так говорят, когда хотят добиться смягчения приговора, а то и освобождения на поруки.
— Мура все это, Эл, — продолжал настаивать Том.
— Том, да ведь и мы с тобой в свое время вешали судье на уши такую же лапшу, — осторожно заметил Дортмундер.
— Ну ладно, — сказал Том. — Допустим, ты прав. Но, как бы то ни было, из-за инфляции содержать и кормить человека в тюрьме, в тех условиях, к которым мы все привыкли, становится все дороже, а бюджет урезают... Известно ли тебе, Эл, — прервал сам себя Том, — что заключенные с большими сроками — самые здоровые люди Америки?
— Понятия не имел, — признался Дортмундер.
— Так вот, это истинная правда, — сказал Том. — Размеренная жизнь без всяких потрясений, однообразная пища, бесплатная врачебная помощь, регулярные занятия физкультурой — все это приводит к тому, что самыми здоровыми людьми нашего общества оказываются те, кто сидит пожизненно. Это подтвердит любая страховая компания.
— Ну что ж, должно же быть хоть какое-то утешение, — отозвался Дортмундер.
— Вот-вот. — Том снова выдавил смешок. — Сидишь в камере и утешаешься тем, что на воле ты бы помер раньше. — Том отпил кофе — при этом его губы, казалось, оставались плотно сжатыми. — В общем, все одно к одному — удорожание питания и содержания, сокращение бюджета, теперь у них еще меньше денег на содержание и питание —
— Это точно, — согласилась Мэй.
— А я выгляжу моложе Эла, — сказал Том.
Мэй взглянула на Дортмундера, нахмурив брови.
— Джон, — сказала она, — почему он называет тебя Элом? Если ты знаешь его, а он знает тебя и если твое имя — Джон (а тебя действительно зовут Джон), так почему он продолжает называть тебя Элом?
Том издал звук, который мог означать смешок.
— Это наша с Элом тюремная подначка, — сказал он.
— У Тома весьма своеобразное чувство юмора, — объяснил Дортмундер. — Он узнал, что мое второе имя — Арчибальд и что оно мне не нравится.
— Ты это имя просто ненавидишь, — заметила Мэй.
— Самое худшее, что происходит при задержании, — продолжал Дортмундер, — это когда легавый смотрит мне в глаза и говорит: «Джон Арчибальд Дортмундер, вы арестованы!» В такие мгновения у меня просто колени подгибаются, и все из-за этого имечка.
— Короче говоря, Том узнал о твоей ненависти к своему имени и с тех пор называет тебя этим именем?
— Совершенно верно.
— И это он придумал тебе прозвище Эл как уменьшительное от Арчибальд?
— Да.
— Типичная тюремная подначка, — усмехнулся Том.
— И это называется чувством юмора, — сказала Мэй.
— Какая ты понятливая, — отозвался Дортмундер.
— Эл, — произнес Том, — скажи, ты достаточно близок с этой женщиной? Я имею в виду, не стоит ли нам переговорить наедине?
— Видишь ли, Том, — ответил Дортмундер, — если ты собираешься много общаться со мной, то тебе придется мириться с ее присутствием. Такие дела.
— Хорошо, — сказал Том. — По мне — так все в порядке. Просто хочу, чтобы ты был в своей тарелке.
— Тебе что-то от меня нужно, Том? — спросил Дортмундер.
— Да, мне кое-что от тебя нужно, — ответил Том. — Уж не думаешь ли ты, что я соскучился и приехал в гости? Что я пересек континент и завалился к старому приятелю, чтобы поболтать о старых добрых временах? Неужели я похож на человека, рассылающего рождественские открытки?
— Я уже сказал, Том, — терпеливо повторил Дортмундер. — Ты приехал, поскольку тебе что-то нужно.
— Да. Мне кое-что нужно.
— Что именно?
— Мне нужна твоя помощь, — помолчав, сказал Том.
— Деньги? — спросил Дортмундер, догадываясь, что деньги здесь ни при чем. Том Джимсон был не из тех, кто просит взаймы, — он скорее застрелил бы тебя и обобрал твой труп, но не унизился бы до попрошайничества.
— Ну что ж, в некотором смысле — деньги, — ответил Том. — Давай-ка я тебе все объясню.
— Слушаю тебя.
— Короче, дело обстоит следующим образом. Всякий раз, сорвав изрядный куш, я прятал часть навара — или весь целиком — в таком месте, откуда мог бы впоследствии его достать, как только потребуется. Я научился этому у Дилли, когда был еще ребенком.