Утопия
Шрифт:
Убивать сволочей. Ладно, сюжет с самоубийцей получился аморфный, его можно пустить как приложение… А вот основной сюжет — про родственников тех пятерых погибших таксистов и про бандита, который вернулся из тюрьмы. Фотографии — очень хорошие, жуткие фотографии, которые чудом удалось добыть в архиве… Суд… Приговор… И — вот он, красавец, идет себе по улице, кажется, веселый… Несет яблочки в сумке, не видит камеры… Снова фотографии… Давние снимки — молодые ребята обнимают жен, улыбаются… Снова отрезанные головы на оперативных снимках… Лица детей… А вот это хорошо. Хорошо, черт возьми.
Алекс вытащил
«Не завирайся. Вкус точно такой же».
Алекс хмыкнул.
«Как ты думаешь, что почувствуют дети погибших, когда увидят твое… творчество?»
Алекс замер. Достал? Не достал? Неужели зацепил-таки?
«Знаешь, на кого ты похож? На огородника, который гоняет с грядки птиц, топчась по росткам. Тебе совсем не хочется подумать об этих людях?»
Уси-пуси…
— Этого мужика надо убить, Пан. Его надо убить. Позволь мне это сделать — или сделай сам.
«Что, мертвый он лучше осознает свою вину?»
— Мне нет дела до его вины. Он убивал ради денег и удовольствия. Он должен быть мертв, в крайнем случае — сидеть на каторге… да, он должен сидеть, или ты, Пан, — его сообщник. Я так и откомментирую в программе. Жди.
«С чего ты взял, что он не наказан?»
— С того, что он жив и на свободе.
«Хочешь эксперимент?»
Что-то новенькое. Что-то настолько новенькое, что от предвкушения холодеет кровь. Неужели все-таки?.. Впервые за столько лет — он достал Пандема?
«С твоего согласия… Ложись спать — во сне увидишь сюжет про этого экс-бандита. Строго между нами. Хорошо?»
ГЛАВА 12
Дарья Никитична Олененко возвращалась домой от девяностопятилетней родственницы. Машина шла на автопилоте, Даша сидела, прижавшись затылком к высокой спинке водительского кресла, и смотрела на россыпь огней, проявлявшихся то справа от трассы, то слева, то внизу, то вверху.
Прежде они навещали Светлану Титовну по очереди — Даша, ее муж Костя, иногда Костина сестра Арина с мужем Кимом Каманиным; теперь Костя был слишком занят, Арина была слишком занята, о ее муже Киме вообще речи не шло, и единственным человеком, не обремененным ни чрезмерной работой, ни напряженной учебой, оказалась Даша.
Дашина бабушка умерла давно, еще до появления Пандема; Светлана Титовна приходилась покойной бабушке теткой. Ей посчастливилось пережить племянницу почти на двадцать лет: теперь она понемногу дряхлела, погружалась в воспоминания, переходила в лучший мир, оставляя в этом мире угасающее тело. Пандем был ее лучшим другом и собеседником, но Даша считала, что не навещать старую родственницу нельзя. Дважды в неделю, как штык.
Дорога занимала почти полдня. Светлана Титовна отказывалась переехать из дома, в котором прожила жизнь, и Пандем считал, что она имеет на это право. Прежде, когда родственницу навещали по очереди, все было не так сложно. А теперь Даша чувствовала, что устает.
«Поспи в машине».
Даша отрицательно покачала головой. Лучше дотерпеть до дома и сразу лечь в постель.
Как там Иванка? Уже легла или нет? Или еще не вернулась домой? Самостоятельная особа в свои одиннадцать лет, они все теперь такие самостоятельные… «Мама, ну чего ты волнуешься? Что со мной сделается, а? Это раньше у вас были всякие ужасы с простуженными детьми, которые утонули, когда их задавила машина. Уроки сделала, не волнуйся. Да, мы с ребятами играем в казаки-разбойники… С кем? Да какая тебе разница, ты все равно их не знаешь… Познакомить? Ты что, будешь играть с ними в казаки-разбойники?!»
— Пандем! Она спит?
«Укладывается».
— Что значит укладывается? Зубы чистит?
«Снимает ботинки в прихожей».
— Да который же час?! Почему ты ее раньше не отправил домой?
«Потому что завтра воскресенье. Она утром выспится».
— Ты ей потакаешь!
«Не злись».
…Иванка смеялась; Даша улыбалась в ответ, чувствуя себя глупо. Она мать. Она хорошая мать. Это ее родной ребенок. Единственный, между прочим.
Ее представление о том, что такое «хорошая мать», много лет сидело на ней, как скафандр. Костя знал, что она хорошая мать. Все родственники знали, что она хорошая мать. Еще до Иванкиного рождения она читала книги, учившие ее быть Хорошей Матерью, и каждый уголок ее чисто прибранного, уютного, приспособленного для жизни дома знал, что она — Мать. Хозяйка. Жена.
Она знает свой долг — по отношению к ребенку, к мужу, к Светлане Титовне. Пусть старуха витает в своих облаках — Даша будет навещать ее дважды в неделю. Привозить гостинцы, спрашивать о самочувствии, рассказывать новости…
Усталость. Боже, как она устала. Костя со своими командировками… Ему все равно, ему всегда на все плевать… Иванка, не желающая ничего слушать… Вернее, слушающая только Пандема… И еще Светлана Титовна, скорее бы она уже умерла, проклятая обуза…
Даша вздрогнула и открыла глаза. Машина шла ровно, как по воде, огней вокруг стало больше — приближался центр.
О чем она только что подумала?! Она подумала — хорошо бы Светлана Титовна…
Господи! Ведь она, Даша, — порядочный человек! Как она могла…
Если бы никто не слышал. Мало ли что взбредет в голову уставшей женщине. Подумала и забыла, ведь она единственная, кто не оставил старушку, кто навещает ее дважды в неделю, хотя дорога в один конец занимает почти полдня…
Она хлопнула по панели, приказывая машине остановиться у обочины. Бег огоньков замедлился; скорость вытекала из каплеобразного пластикового автомобиля, и только сейчас Даша осознала, какой она была, эта бешеная скорость.
Она вышла, не прикрыв за собой дверцы. Под ногами была трава, витые, слабо подсвеченные лесенки вели вниз, с автострады; Даша села на ступеньку и обхватила голову руками.
Она пожелала ей смерти!
И Пандем слышал ее.
Что, что Пандем теперь о ней подумает?! Она ведь сама от себя не ждала… Мог ли он ждать от нее… Позор, ужас…
«Дашенька, что с тобой? Это всего лишь глупая мысль, она прошла и ушла, как будто и не было…»
Он еще успокаивает ее.
Лицемер.