Утопия
Шрифт:
— Вас в школе так учат? — после паузы спросил Владимир Альбертович.
— Нет, — Виталька не понял, прозвучало в словах его собеседника уважение или, наоборот, презрение. — Чему тут учить? И так ведь все понятно, стоит чуть-чуть задуматься… И потом, Пандем ведь сам про себя ответит, если только его спросишь.
— А не соврет?
Виталька долго смотрел на него. Обыкновенный человек, ну, старый. Одинокий.
— Как это — Пандем соврет? Вы еще скажите — Пандем умрет…
Владимир Альбертович молчал.
— А мой папа говорит, — сказал Виталька, — что Пандем, может быть, недостающая
— А кто, интересно, сделал человечество? — странным голосом поинтересовался Владимир Альбертович.
— Я не знаю — сказал Виталька. — Я это просто так сказал: «как будто» его сделали.
— А твой папа кто?
— Ученый. Биолог.
— А-а, — тускло протянул старик. — Понятно… А скажи, он знает, откуда взялся Пандем?
— Самоорганизовался, — не очень уверенно ответил Виталька. — Из информационных… полей. Из информации, короче говоря.
Старик молчал, и Виталька добавил чуть виновато:
— Наверное.
— Он не говорит, откуда он взялся, — сказал Владимир Альбертович. — Вот ты, Виталик, или твой папа… кто-нибудь из вас может точно знать, что Пандем — друг человечеству, а не враг?
— Ну, если вы посмотрите вокруг, — предположил Виталька, — и сравните с тем, что было пятнадцать лет назад…
— Как ты можешь об этом судить?
— Зато мой папа может. Кроме того, я ведь читаю книжки… Еще старые газеты, например. Очень поучительно.
— А поросенок, которого сытно кормят, прежде чем… а-а, извини. Я забыл, что ты не знаешь, для чего откармливают поросят.
— Теперь ни для чего, — тихо сказал Виталька. — Это раньше ели животных. До Пандема.
Владимир Альбертович вдруг улыбнулся; Виталька вздрогнул: это была улыбка молодого человека. Может быть, лет пятьдесят-шестьдесят назад он вот так же улыбался, встречая после работы жену…
— Я уже очень давно не разговаривал ни с какими пацанами, — пробормотал Владимир Альбертович. — Ты, наверное, очень даже неплохой — голова светлая… Но мне тебя никогда уже не понять. Как и тебе меня. Ты — человек, который никогда не оставался в одиночестве…
— А одиночество — разве это хорошо? — удивился Виталька.
Старик хотел ответить, но промолчал.
ГЛАВА 16
Юлия Александровна Тамилова, двух с половиной лет от роду, плавала в бассейне. Цветное мозаичное дно круто уходило вниз, и на глубине трех метров заманчиво пестрели ракушки, шарики, бусинки, зеркальца, вертушки; Юлия Александровна выныривала, довольно ухая, и рассматривала добычу, лежа на спине, неприятно похожая в такие минуты на забытую в ванне пластмассовую куклу (во всяком случае Александру Тамилову-старшему, молодому деду этой девочки, казалось именно так).
Алекс стоял у бортика, глядя, как ныряют, выныривают, плавают наперегонки, брызгаются, скатываются с водяных горок разнообразные дети от года до десяти; когда кто-нибудь из них уходил в воду дольше, чем на минуту, Алекса захлестывал древний, не подчиняющийся разуму инстинкт: нырнуть, достать, спасти немедленно.
Он плавал плохо, а нырял и того хуже. Мог бы он вытащить свою внучку с глубины хотя бы в три метра, если бы она, внучка, тонула?
— Папа, — позвал его Александр Тамилов-младший, Шурка. — Чего ты там ищешь?
Алекс огляделся. Никто, кроме него, не стоял у бортика; молодые мамаши с молодыми папашами читали книжки и разговаривали друг с другом. Только чья-то бабушка — полная женщина немногим старше самого Алекса — вертела головой, стараясь не выпускать внука из виду.
— Ты чего? — удивился Шурка. — Что она тебе, утонет, что ли?
— Зачем ты вообще нужен? — раздраженно спросил Алекс, усаживаясь рядом в садовое кресло. — Ты, отец?
Посреди бассейна раскручивалась вертушка — то горизонтально, как карусель, то под углом, то вертикально, как мельничное колесо. Дети постарше с визгом цеплялись за поручни, пролетали в воздухе, разбрасывая брызги, плюхались в воду и уходили в глубину, чтобы вынырнуть с другой стороны, снова взлететь на воздух, оторваться и шлепнуться, и вынырнуть со смехом и фырканьем.
— Ты опять, — печально сказал Шурка.
— Я опять, — Алекс скрестил руки на груди. — Я все время… вы смотрите на меня, как на дурачка. Как на городского сумасшедшего. И ты, и мама, и Вика, кстати, тоже.
— При чем тут Вика? — насупился Шурка.
Пробегающий мимо пацаненок лет четырех выронил на траву обертку от мороженого. Вернулся, молча подобрал обертку, пустился к ближайшему утилизатору.
— Ты окончательно решил? — спросил Алекс.
— Что? — Шурка смотрел, как летает над водой красно-желтый глянцевый мячик.
— Насчет работы?
— А… да. Агрегаты и узлы.
— Еще одна Пандемова марионетка, — Алекс отвернулся. — Еще один живой манипулятор. Еще одна светлая голова, которая будет работать проводником Пандемовых идей…
— Что ты предлагаешь? — помолчав, спросил Шурка.
Алекс пожал плечами:
— Да ничего… Тебе решать. Я бы на твоем месте не спешил бы так. В строй.
— Какого черта, — Шурка, по всему видать, с трудом сдерживал себя. — Знаешь, ты иногда просто… Я, конечно, почуял, в чем дело, еще когда ты вызвался сюда, посмотреть на Юльку. На Юльку тебе, как я понимаю, плевать… Но почему тебе так хочется сказать гадость? Да, я хочу работать на космическую программу! И буду делать то, что мне скажет Пандем! Потому что это его идея и его проект! Потому что я мог бы сидеть в норе, изобретать велосипеды, как малыши в технических школах…
— Мне — плевать на Юльку?
— Ну конечно. Ты с ней хоть раз говорил о чем-нибудь? Кроме «Здравствуй, внученька, как дела»? Или ты думаешь, что можешь ее воспитать лучше, чем Пандем?
— Ну все, — Алекс поднялся. — Финиш. Папаша признается, что даже не пытается воспитать своего ребенка, потому что Пандем это сделает лучше его…
— Не передергивай, — Шурка был очень красный. — Это моя дочь, я ее понимаю и люблю… Но без Пандема я ее понимал бы хуже!
— Прости, — сказал Алекс — Я опять сел в лужу. Опять попытался убедить тебя в чем-то, в то время как Пандем…