Утраченное наследие
Шрифт:
Большая комната вместо стен имела бесконечные стеллажи с книгами от пола до потолка. Некоторые из них были за стеклом, но большинство открыты. Ряды книг пестрели корешками разных цветов. Запах стоял удивительный. Так могут пахнуть только книги, простоявшие на полке не один десяток лет. В одном из углов библиотеки стояла разложенная деревянная стремянка, сама по себе тоже уже раритет.
Софья Ильинична, довольная и гордая, смотрела на своего изумленного гостя.
– Ну что же вы, проходите, Григорий, не стесняйтесь!
– Это просто сон какой-то, – выдохнул Гриша и шагнул в комнату.
– Здесь вы найдете очень редкие издания русской классики «золотого века»,
Гриша был буквально ошеломлен увиденным: он смотрел, не веря своим глазам, на бесконечное количество книг, составленных по алфавиту и по годам. Все было настолько продумано и аккуратно, что к каждому стеллажу прилагалась опись с номером полки и указателем.
– Эти книги начал собирать еще прадед. Он сам очень много читал и считал это лучшим отдыхом для разумного человека. Здесь есть первые издания Достоевского, Тургенева… Потом библиотеку продолжил собирать его сын, мой дед. Поэтому имеется целый ряд медицинских трудов, которые хотя бы в качестве экспоната с удовольствием заполучил бы любой медицинский университет. А наш отец очень ценил русскую поэзию…
Софья Ильинична подошла ближе к книгам.
– Кажется, вот на том стеллаже стоят первые поэтические сборники Блока, Есенина, Маяковского… – и она указала рукой на одну из полок.
Григорий подошел еще ближе. Вид у него был растерянный, как у ребенка в большом магазине игрушек.
– Наша семейная библиотека не раз подвергалась опасности, – рассказывала Софья Ильинична. – В годы революции многие книги прятали в подпол в большие сундуки. А что-то мой дед даже закапывал в саду… У меня не раз хотели выкупить ее иностранные гости, но я отказывала им. Всегда считала, что однажды книги вместе с домом станут особой ценностью для города… для молодых поколений, как культурное наследие… – она задумалась. – Почему-то картины я отдала в музей почти спокойно. Но книги… Сколько ни уговаривала меня сестра продать библиотеку… Я не смогла… Понимаете, Гриша, некоторые издания хранятся почти два века! Их нельзя читать, как обычные книги, выдавать по абонементу… Их нужно сберечь! – она умолкла, и лицо ее сделалось мрачным.
Гриша не сразу разглядел, что слезы тихо покатились по лицу Софьи Ильиничны. Из стойкой хранительницы она вдруг превратилась в уставшую старую женщину, силы которой были на исходе.
– Софья Ильинична, ну что же вы… – он спохватился, подошел ближе к ней, но не нашелся сразу что сказать. Как-то заклокотало все внутри… Хотелось утешить, сказать что-то обнадеживающее. – Вы… Вы же сделали невероятное! Вы сохранили и сохраняете это… Это нечто, – он указал на книги, – у меня даже нет слов… Все, что я увидел в доме, все, что узнал о вашей семье, кажется нереальным. Как будто среди современного настоящего затерялся кусок жизни из прошлого…
На самом деле Грише было не по себе от осознания, что он послан какими-то людьми, занимающими высокие посты, чтобы очистить это место под строительство чего-то нового… Чего? Торгового центра? Очередного офисного здания?.. Опять же, «очистить»… От чего? От культурного кладезя в центре рядового губернского города, в котором, в общем-то, мало чего такого осталось…
Григорий стоял, не в силах выдавить из себя больше ни слова. Но, видимо, все это было написано в его глазах, потому что Софья Ильинична вдруг перестала плакать. Она смотрела на него как на человека, который смог ее понять; как на близкого человека…
Через четверть часа они пили чай на втором этаже и говорили о книгах. Гриша восторженно слушал Софью Ильиничну, пытался цитировать Лермонтова и Фета, сбивался, краснел и больше смешил женщину. Ей казалось, что этому современному молодому человеку не совсем идут такие пафосные строки, или ей просто не верилось, что среди циничных людей, приходящих к ней в дом с той же целью, что и Гриша изначально, он попался вот такой – ценитель русской культуры.
Софья Ильинична рассказала Грише еще массу семейных историй в этот вечер. Рассказала и про сестру Полину, почему та уехала жить во Францию. Оказалось, что она вышла замуж за француза, с которым познакомилась во время гастролей в Париже много лет назад. Ее дети и внуки родились и выросли в этой стране, в Россию приезжают только в гости к Софье Ильиничне. Рассказала, что сестра уговаривала ее продать дом, а библиотеку и картины перевезти во Францию. Но Софья Ильинична не согласилась и на такой вариант; всегда стояла на том, что нужно сохранить дом и все, что в нем есть, для России, для ее молодых поколений, на его историческом месте. И было ясно, что давно уже она разочаровалась в этих самых поколениях. Сама идея на фоне «купи-продажного» времени казалась ей самой теперь излишне пафосной и никому не нужной.
– Но знаете, Гриша, вот сегодня опять прошла с вами через весь дом, вспомнила предков, зашла в нашу библиотеку… Увидела вашу реакцию… И поняла, что не зря все! Что есть люди, которым это важно! Просто вас никто не спросил… За вас решили, что будет интересно вам и вашему поколению. Это грустно. Так не должно быть! Значит, нельзя отступиться мне!..
Они не обсуждали плана действий по защите дома, но много говорили о современном обществе. И Софья Ильинична утвердилась в мысли, что, к собственному удивлению, нашла не просто благодарного слушателя своих обид и «старческого ворчания». Она обрела понимающего и разделяющего ее точку зрения друга в лице Гриши. Тем более поражало ее то, что он молод. И понятно ей было, что ее сговорчивость и переезд для него, конечно, станут толчком по карьерной лестнице. Но парень, казалось, и не помышлял об этом совсем.
Гриша же буквально наслаждался общением с этой женщиной. Как будто образ, рисовавшийся ему во время чтения книг со школьных лет, вдруг взял и ожил и вошел в его реальную жизнь здесь и сейчас. Когда она переходила на французский для приведения каких-нибудь цитат в разговоре, он краснел до самых кончиков ушей и от удовольствия, и от стыда, что не понимал ни слова.
Вообще, он чувствовал себя странно: с одной стороны, ничего не знающим подростком, с другой – какая-то невероятная сила просыпалась внутри него. Ему пришла в голову мысль, что он гораздо сильнее и значительнее, чем думал до этого вечера. Хотелось говорить и говорить с этой удивительной женщиной в этом удивительном доме, хранившем память о временах, давно ушедших в историю.
В эту ночь Гриша снова остался с ночевкой в той же спальной комнате. Но еще долго не мог уснуть. Он думал: «Почему мы так живем? Почему нас так воспитали?.. Почему нас не учат сейчас двум-трем языкам, не учат русской морали, здоровому патриотизму?.. Почему ценнее сейчас банальное наживательство? Неужели я – человек с высшим юридическим образованием, любитель литературы и истории, осязая в буквальном смысле слова все в этом доме, помогу каким-то толстосумам стереть его с лица земли?..»