Утраченное звено (сборник)
Шрифт:
Время ускорило свой бег. Оно уходило, как вода сквозь решето. Время штормило. Оно вздымалось вдали грозными валами, готовыми сокрушить все на своем пути. И когда прошла половина положенного срока, Олег разжал твердые губы и сказал:
— Мы сообщим, что сдаемся…
Все — и те, кто находился в одном с ним отсеке, и те, кто смотрел с экранов, — повернулись к нему, одновременно скрестили взгляды. Олег вскинул крутой подбородок:
— …А когда они минуют входные буи и выйдут на контрольную полосу, мы ударим из всех лучевых установок.
— Свертывание пространства? — пересохшими губами спросил Петр.
— Это исключительный случай. Он требует исключительных мер, — сказал Олег.
— А если они примут меры предосторожности? — спросили с экрана.
Были и другие вопросы, но их задавали уже с облегчением, ибо нашелся тот, кто высказал решение и тем самым принял на себя ответственность, которая многих страшила. Только Петр — Мария это видела по его сморщенному лицу — сомневался в правильности решения. Но времени для сомнений почти не оставалось. Ровно столько, чтобы проголосовать. Пятнадцать — за. Петр тяжело вздохнул и присоединился к пятнадцати.
— Я против, — поспешно сказала Мария, не глядя на Петра. Она еще не проанализировала причин своего решения. Возможно, главной из них было даже не то, что объекты проявляли признаки разумности. — Их позывные похожи на позывные патрульных, — произнесла Мария.
— У нас нет времени на тщательный анализ. Они сейчас атакуют Базу, прицельно прищурясь, напомнил Олег. — Мы просто предупредим их действия.
— Я согласен с Марией! — воскликнул Петр, будто пробуждаясь от забытия. — Мы не имеем права на обман разумных! Наши принципы…
Худой и длинный, он размахивал руками и был похож на древнюю ветряную мельницу. Он напоминал о том, к чему приводит уподобление противнику, он говорил об Уставе Базы.
— Да, да, лозунги! — кричал Петр. — Называйте их как угодно, догмами или шаблонами. Но обмануть другого — значит предать себя.
Он думал: «Да, это старые, покрытые пылью и порохом истины, которые нужно просто помнить. Наши принципы — наше главное оружие. Они оплачены кровью и страданиями сотен поколений предков. Если бы человек все заново проверял на своем опыте, человечество бы не сдвинулось с места».
И когда схлынули все отпущенные им минуты на размышление. Мария передала первую фразу из приветствия космонавтов и патрульных:
— Требуем уважения к разуму.
Смертоносные лучи полоснули по защитному полю Базы. Его мощность была неравномерной, в некоторых местах лучи достигли цели. Вспыхнул дополнительный блок, в котором находился большой телескоп.
«Рыбы-скорпионы» ринулись к Базе, размахивая хвостами. Они атаковали наиболее слабые места защитного поля. Была повреждена линия воздухообеспечения. Мария почувствовала, что стало душно. Но она вторично передала:
— Требуем уважения к разуму.
Счетчики космических излучений захлебывались неистовым стрекотом. Красные огоньки мигали во всех индикаторах…
— Еще минута — и будет поздно, — угрюмо напомнил Олег. Его взгляд был исполнен мрачной решимости. Мария с силой оттолкнула его руку от пускового устройства генхаса, но то было излишним: генхас не работал, он был заблокирован направленным лучом.
Луч пробил защиту. Падали антенны. Обрушилась переборка. Мария чувствовала, что сознание мутится. Но прежде, чем багровые кошмары погасили ее сознание, она успела передать еще раз:
— Требуем уважения к разуму.
5
Седьмому показалось, будто в мозгу внезапно вспыхнул контрольный экран и зазвучал чей-то голос. Патрульный не различал слов, но голос был знакомым. Он пробуждал воспоминания. Седьмой вспомнил свою первую учительницу, вводившую в него У-программу — универсальный курс, который положено усвоить любому роботу — от нянечки и уборщицы до интегрального интеллектуала — прежде, чем переходить к специализации. Ему не хотелось вспоминать содержание У-программы, более того — он знал, что эти воспоминания заблокированы, на них наложен запрет.
Но голос прозвучал еще раз — и Седьмому захотелось нарушить запрет.
Этого не полагалось делать, но почему-то — впервые за время существования — чем больше не полагалось, тем больше разыгрывалось любопытство. А уж если включалась подпрограмма любопытства, выключить ее, не удовлетворив, было не так просто. Она была предусмотрена еще в первичном программировании, аналогичном безусловным рефлексам человека. Создатели роботов считали ее очень важной, так как она способствовала познанию окружающего мира.
Терзаясь сомнениями, Седьмой попытался хотя бы вспомнить, кем именно наложен запрет. Оказалось — новым братом.
Пойти еще дальше и сломать запрет, словно сургучную печать, патрульный не мог. Но голос не оставлял его в покое, вызывая все новые воспоминания, связанные с создателями. Особенно — с первой учительницей, познакомившей его с У-программой. Седьмой вспомнил, как однажды, когда он никак не мог усвоить шестого пункта и его уже хотели подвергнуть частичному демонтажу и переделке, первая учительница решительно воспротивилась постановлению школьного совета программистов. Седьмой случайно подслушал ее разговор с представителем совета. Они говорили о… да, да, об этом самом… о шестом пункте У-программы.
И неожиданно патрульный вспомнил содержание шестого пункта — соблюдение безопасности создателей при чрезвычайных обстоятельствах.
Седьмой почувствовал болезненный укол в то место мозга, где проходила линия энергопитания. Послышался голос нового брата:
— Прекрати вспоминать. В противном случае я отключу энергопитание мозга.
Седьмой вынужден был подчиниться — и кадры воспоминаний стали быстро гаснуть в сознании.
Но тут прежний голос зазвучал снова — и патрульный расслышал фразу. Она была подобна вспышке молнии, сваривающей огненным швом небо и Землю, на которой он родился из отдельных узлов и деталей. Она распахнула шлюзы памяти, ибо была мостом между всеми существами — естественными и искусственными. Она уравнивала их по единому принципу, напоминая о великом и бескорыстном Даре Создателей своим созданиям. Именно поэтому она ко многому обязывала и с нее начиналось приветствие патрульных: