Утраченное звено (сборник)
Шрифт:
Проснулся я только на следующее утро. Лодка стояла у берега. Этуйаве укладывал вещи в рюкзаки. Заметив, что я открыл глаза, он тотчас прервал свое занятие и поднес к моему рту скорлупу кокосового ореха с напитком из сока манго и хинина.
— Этуйаве дважды спас жизнь Профейсору, — сказал я, стараясь выразить голосом и улыбкой как можно больше благодарности. — Этуйаве для Профейсора — брат и отец.
Лицо акдайца оставалось невозмутимым, он ответил мне:
— Когда двое людей идут в джунгли и хотят там выжить, они должны быть ближе, чем братья.
В его словах было что-то от настоящей истины, готов поклясться. Сколько бы люди ни враждовали, ни боролись друг с другом, стоит им остаться наедине с природой — и они понимают, как мелки их раздоры перед ее мощью, способной в одно мгновение смести их вместе с машинами, ракетами, судами, городами — со всей цивилизацией. Люди словно прозревают, охватывая взглядом свою жизнь с болезнями и горестями, с неизбежным для всех концом, и начинают понимать, с кем надо бороться. Но миг прозрения так краток, что о нем остаются лишь слабые воспоминания, а жизнь так трудна и благ так мало, что люди с прежним ожесточением принимаются сражаться за место под солнцем. Чтобы выжить в этой борьбе, надо быть сильнее других, а чтобы не было раздоров и войн, необходимо распределить блага в точном соответствии с силой людей. Надо установить единый порядок среди людей по аналогии с извечным порядком в природе, где шакал не посмеет оспаривать добычу у тигра, а воробей не нападет на орла. Тигру тигрово, шакалу шакалье, — вот главный принцип идеального порядка. И чтобы наконец-то установить его на этой несчастной зеленой планете, в этом поистине «зеленом аду», есть прибор, который может абсолютно точно показать, кто чего стоит, и есть люди, способные воспользоваться им. Не их вина, что однажды они оказались неудачниками. На ошибках учатся. Самое главное — выжить, дождаться своего часа и не упустить его.
— Профейсор сможет идти за Этуйаве? — спросил метис.
Значит, мы прибыли к месту, откуда до хижины, о которой говорил Густав, надо около часа идти через заросли. Невдалеке от хижины есть другое укрытие — пещера в скалах. И в хижине, и в пещере приготовлено оружие и снаряжение, лекарства, консервы в специально устроенных погребах. Вряд ли на всем континенте имелось еще место, где бы джунгли так резко обрывались, подступая к скалам. С одной стороны — джунгли, с другой, почти неприступной, — камни. Если погоня прибудет на вертолете, что наиболее вероятно, я скроюсь в джунглях или уйду в пещеру по незаметной тропе, прорубленной в скалах. Недалеко, на равном расстоянии от пещеры и от хижины, имеется площадка, на которую самолет, посланный Густавом, будет периодически сбрасывать провизию. Вместе с Этуйаве или без него я смогу дождаться, пока меня перестанут искать, и вернусь в поселок к своим товарищам и соратникам по общему делу.
— Профейсор еще очень слаб. Нельзя ли немного побыть здесь? — спросил я у проводника.
— Там Профейсор выздоровеет быстрее. Хижина очень близко, — ответил Этуйаве.
Он связал оба рюкзака вместе и прилаживал их на своей спине. Его вид говорил о том, что он уже все решил сам, без моего согласия, а его вопрос был чисто риторическим. Видимо, ему уже изрядно надоело возиться со мной, обеспечивать пищей, указывать, какие ягоды можно есть. Сам он каким-то чутьем угадывал съедобные плоды, даже если видел их в первый раз, безошибочно определял, какие можно есть сырыми, а какие нужно варить.
Этуйаве протянул мне палку. Вероятно, он приготовил ее, пока я спал. Опираясь на палку, я встал и кое-как заковылял за ним по едва заметной тропе. О том, что это именно тропа, свидетельствовали обломанные веточки на высоте груди и особенно то, что сухие листья, хорошо умятые, не потрескивали под ногами.
Дорога была для меня очень тяжелой. Все кружилось перед глазами, я боялся потерять сознание. Поэтому, несмотря на предупреждение Этуйаве ступать след в след, я порою делал небольшие зигзаги, выбирая более открытые места, где не приходится тратить усилий на то, чтобы отводить ветки от лица или нагибаться.
Неожиданно земля под моей ногой подалась, и, не успев сообразить, что происходит, я упал в глубокую яму. Падение прошло сравнительно благополучно, и я не очень ушибся. Над краем ямы показалась голова проводника. Его лицо было по-прежнему невозмутимым.
— Как себя чувствует Профейсор?
— Как нельзя хуже. — Меня раздражала его невозмутимость. — Похоже, что эта яма отрыта специально.
— Сейчас свяжу веревку из лиан, — ответил Этуйаве. — Профейсору надо скорее выбираться. В яму может упасть другой зверь.
Он исчез из поля зрения, а я постарался удобнее устроиться на дне, привалясь спиной к стене и вытянув ноги. Яма расширялась книзу, в нескольких местах были вбиты острые колья.
Надо же было иметь везение и в невезении! Я упал в яму, но миновал колья. Похоже, что судьба старается продлить себе удовольствие и подольше позабавиться со своей игрушкой. Ну что ж, постараюсь воспользоваться даже этим, чтобы выжить. Я полагал, что слова проводника «о другом звере», который может упасть в яму-ловушку, сказаны для отвода глаз. На самом деле он боится не зверя, а тех, кто вырыл яму, — охотников. Очевидно, это были воины из племени бачула. Я вспомнил рассказы Густава о том, что «лакомки»-бачула готовят именно такие ямы для двуногих жертв.
Рука сама вынула пистолет. Впрочем, он бы мне в такой ситуации не помог. Вероятно, каннибалы сначала умертвили бы меня копьями или набросали в яму горящих факелов, чтобы «дичь» задохнулась в дыму и заодно немного поджарилась. Да и там, наверху, огнестрельное оружие мало помогло бы. В джунглях, где поле зрения ограничивается одним-двумя метрами, винтовка и пистолет теряют свои преимущества перед копьями и дубинами. Успех сражения решают лишь умение ориентироваться, быстрота и неожиданность нападения.
Почему так долго не появляется проводник? Может быть, нагрянули каннибалы, и ему пришлось удрать? Если их много, то что он — один — сможет сделать? Не погибать же вместе со мной! В конце концов дикарь остается дикарем, и первобытные инстинкты всегда возьмут в нем верх.
Я попробовал было выдернуть колья, чтобы вбить их в стенку ямы и устроить что-то вроде лестницы. Но они были всажены так глубоко, что не поддавались, несмотря на все мои усилия. Я снова уселся и стал ждать, пока метис вызволит меня из этой ловушки.
Человечество начинало путь прогресса с того, что устраивало ловушки. Оно развивается, совершенствуя это главное свое мастерство. Бесчисленные варианты: всевозможные силки, петли и петельки, капканы со стальными зубьями… На руки — в виде полицейских браслетов или обручальных колец, на ноги — в форме кандалов или постановлений «без права на выезд», для всего тела — в виде тюрьмы. Но и этого мало человеку для человека, ибо когда тело в тюрьме, это еще не значит, что скован дух. Даже казнь бывает недостаточным средством, ведь дела человека иногда опаснее его самого.