Утраченный символ
Шрифт:
— То есть? — Кэтрин обернулась к Лэнгдону, который теперь ходил туда-сюда по кабинету.
— Крест стал христианским символом лишь в четвертом веке. Задолго до этого он означал у египтян пересечение земного с небесным. Как вверху, так и внизу. Иллюстративное обозначение той области, где объединяются человек и Бог.
— Положим.
— Циркумпункт, — продолжал Лэнгдон, — как известно, обладает множеством значений, из которых, пожалуй, самое эзотерическое — это роза, символ совершенства в алхимии. Но если поместить розу в центр креста,
Галлоуэй с улыбкой откинулся в кресле.
— Вот-вот-вот. Это уже ближе к делу.
Теперь и Кэтрин вскочила на ноги.
— О чем вы? Я не понимаю.
— Крест с розой, — объяснил Лэнгдон, — это весьма распространенный у вольных каменщиков символ. Например, один из градусов Шотландского устава называется «Рыцари Розенкрейцеры» — рыцари розы и креста, в честь древних розенкрейцеров, внесших свой вклад в формирование масонской мистической философии. Питер наверняка тебе о них говорил. К их капитулу принадлежали многие великие ученые — Джон Ди, Элиас Ашмол, Роберт Флуд…
— Разумеется! — перебила Кэтрин. — Я прочитала все манифесты розенкрейцеров, когда вела исследования.
«Это любому ученому на пользу», — отметил Лэнгдон. Орден Креста и Розы — или, более официально, Древний мистический орден Розы и Креста — оказал огромное влияние на науку и имел как загадочное происхождение, так и много общего с Мистериями древности. Тайные знания, что пришли из глубины веков, были доступны теперь лишь ярчайшим умам. Список розенкрейцеров, оставивших след в истории, — это энциклопедия гениев европейского Возрождения: Парацельс, Бэкон, Флуд, Декарт, Паскаль, Спиноза, Ньютон, Лейбниц…
Согласно доктрине розенкрейцеров, орден «строился на древних эзотерических истинах», которые надлежало «хранить вдали от масс» и которые сулили величайшее «духовное озарение». С годами символ братства розенкрейцеров вырос в пышную розу на изукрашенном кресте, однако начиналось все со скромной точки в круге на простой крестовине — простейшем изображении розы на простейшем изображении креста.
— Мы с Питером часто беседовали о философии розенкрейцеров, — сообщил Галлоуэй, обращаясь к Кэтрин.
И декан пустился в рассуждения о взаимосвязи между масонским и розенкрейцерским братствами, а Лэнгдона по-прежнему мучил вопрос, не дававший профессору покоя весь вечер.
«Jeova Sanctus Unus. Это как-то связано с алхимией…»
Припомнить точно, что именно говорил Питер насчет этой фразы, профессор не мог, но что-то такое шевелилось при упоминании о розенкрейцерах…
«Думай, Роберт, думай!»
— Основателем братства, — объяснял тем временем Галлоуэй, — считается немецкий мистик, известный историкам как Христиан Розенкрейц, хотя на самом деле это был псевдоним, под которым скрывался, возможно, сам Фрэнсис Бэкон — некоторые считают именно его основателем ордена, хотя доказательств…
— Псевдоним! — неожиданно даже для самого себя вскричал Лэнгдон. — Точно! Jeova Sanctus Unus.
— О чем это ты? — не поняла Кэтрин.
Сердце у Лэнгдона учащенно билось.
— Я все пытался вспомнить, что Питер говорил про Jeova Sanctus Unus и какое отношение эта фраза имеет к алхимии. И вспомнил наконец! Дело не в алхимии, а в алхимике. В очень знаменитом, причем!
Галлоуэй усмехнулся:
— Пора бы уже, профессор. Я упомянул его имя дважды — да еще и слово «псевдоним» употребил.
Лэнгдон недоуменно уставился на декана.
— Вы знали?!
— Начал подозревать, когда вы рассказали про надпись «Jeova Sanctus Unus», расшифрованную с помощью алхимического волшебного квадрата Дюрера, ну а когда обнаружился крест с розой, сомнения развеялись окончательно. Как вам, наверное, известно, в личной библиотеке этого ученого хранился испещренный пометками сборник розенкрейцерских манифестов.
— И кто это? — не выдержала Кэтрин.
— Ученый с мировым именем! — ответил Лэнгдон. — Алхимик, член Лондонского королевского общества, розенкрейцер, а свои самые секретные научные труды он подписывал псевдонимом «Jeova Sanctus Unus»!
— Единый истинный Бог? Скромняга… — съязвила Кэтрин.
— Гений! — поправил Галлоуэй. — Во-первых, он, как и древние адепты, считал себя равным Богу. А во-вторых, шестнадцать букв фразы «Jeova Sanctus Unus» при перестановке как раз и дают его имя в латинской транскрипции, так что псевдоним выбран идеально.
Кэтрин задумалась.
— «Jeova Sanctus Unus» — это анаграмма латинской транскрипции имени известного алхимика?
Лэнгдон, отыскав на столе карандаш и лист бумаги, принялся изображать, попутно объясняя:
— В латыни буквы J и I взаимозаменяемы, то же самое с V и U… Поэтому из Jeova Sanctus Unus идеально складывается имя нашего ученого.
И Лэнгдон одну за другой написал шестнадцать букв: Isaacus Neutonuus.
— Думаю, ты о нем слышала, — подмигнул он Кэтрин, вручая листок.
— Исаак Ньютон? — прочла Кэтрин вслух. — Так вот на что намекала гравировка пирамиды!
Лэнгдон на секунду перенесся мыслями в Вестминстерское аббатство, на пирамидальное надгробие могилы Ньютона, где на него самого когда-то снизошло озарение.
«И вот великий ученый снова выходит на сцену».
Разумеется, совпадение не случайно. Пирамиды, тайны, наука, древняя мудрость… все взаимосвязано. Имя Ньютона неизбежно привлекает искателей тайных знаний.
— Исаак Ньютон, — продолжил рассуждения Галлоуэй, — должен навести нас на мысль, как расшифровать пирамиду. Каким образом, предположить не берусь, но…
— Гениально! — округлив глаза, воскликнула Кэтрин. — Вот как мы преобразуем пирамиду!
— Ты догадалась?
— Да! Как же мы просмотрели? Ведь разгадка прямо у нас под носом. Простейший алхимический процесс. Сейчас я преображу эту пирамиду, опираясь на самые обыкновенные законы физики. Законы Ньютона.