Утренний бриз
Шрифт:
Не нашел он здесь, на копях, облегчения. Наоборот, стало труднее и сложнее жить. Шахтеры по-прежнему держались настороженно. Заступничество Рыбина за шахтеров, которых хотел арестовать Струков, вначале расположило к нему угольщиков, но через несколько дней по копям прошел слух, что Рыбина видели выходившим из дома Бирича. Баляев тогда прямо спросил Рыбина.
— Было такое?
Вначале Рыбин хотел отказаться, но, взглянув в строгие, требовательные глаза шахтера кивнул, попытался объяснить:
— Заманили. Я не хотел…
— Не хотела лисица зайца жрать,
С ним перестали разговаривать. Многие просто не замечали его, и у Рыбина было такое Ощущение, что его окружает пустота. Вернуться в Ново-Мариинск он тоже не мог. Рули приказал ему все время находиться среди шахтеров и обо всем подозрительном сообщать. А что он может заметить, если шахтеры сторонятся его и не без основания считают шпиком? К тому же Бирич каждую неделю присылает Еремеева на копи с какими-то бумагами, новыми распоряжениями Совета, чтобы Рыбин их подписал, как председатель Совета. В насмешку, что ли, это делается?
Это были самые мучительные минуты, когда он раскладывал на столе бумаги, прочитывал их и затем расписывался. Все делалось под недобрыми, насмешливыми либо угрюмыми взглядами шахтеров. — Потом Рыбин не стал читать бумаг, а просто ставил подпись, торопился скорее выпроводить Еремеева.
Рыбин подкатил тачку, к горе угля и опрокинул ее. Затем, отогнав пустую тачку в сторону, чтобы не мешать другим, он присел на нее и закурил. Рыбин так задумался, что не заметил, как к черному конусу угля подъехала упряжка. На нартах сидел Еремеев. Он легко соскочил с них и подбежал к Рыбину, тронул его за плечо:
— Слышь!
Рыбин от неожиданности вздрогнул, поднял голову, и на его лице отразилось недовольство и тревога. Появление посыльного Бирича всегда было связано с чем-нибудь неприятным. Рыбин буркнул:
— Что надо?
Еремеев вытер нечистой тряпкой слезящиеся глаза, быстро проговорил:
— Бирич наказал тебе бежать на пост!
— Случилось что-нибудь? — Рыбин тяжело поднялся с тачки.
Еремеев, оглянувшись и убедившись, что его никто не услышит, зашептал:
— Собольков из Марково прибежал. Губанова там шлепнули, а Корякина и Косыгина схватили. Соболькову удалось вырваться.
— Я сейчас. Погоди чуток.
Рыбин сбегал в барак и, порывшись под своим тюфяком, достал небольшой узелок. В нем были завязаны заработанные деньги. Рыбин решил купить гостинцы детям и жене.
На пороге Рыбин столкнулся с Баляевым. Шахтер, увидев Еремеева, понял, что тот приехал за Рыбиным, и немедленно направился — в барак.
— На пост? — преградил Гаврилович дорогу Рыбину. — Хозяин кличет?
— Беда, Гаврилович, — Рыбин сам не понимал, почему он торопится пересказать только что услышанную от Еремеева новость: — В Марково Губанова убили тамошние советчики.
— Губанов — пустогон. Чего он в Марково совался? Знаешь?
Рыбин испугался. Не мог же он рассказать, зачем Совет посылал Губанова и других в Марково. Он отрицательно потряс головой:
— Н-нет, не знаю…
— Врешь! — Баляев взял Рыбина за плечо и, больно стиснув его, сказал с презрением и негодованием: — Не юли!
— Я… не могу, — слабо защищался Рыбин и попытался высвободить плечо, но Баляев его крепко держал.
Шахтер потребовал:
— Говори!
— Ты… меня не выдашь? — Рыбина тряс страх.
— Молчать я умею. Будь спокоен. — Баляев отвел Рыбина от двери, усадил на скамейку у стола, сам сел напротив.
— Ну?
Поглядывая через плечо на дверь, Рыбин быстро рассказывал, чувствуя, что с каждым словом к нему приходит странное облегчение. Наконец он замолчал и облизнул пересохшие губы. Баляев поднялся:
— Верю тебе. Не выдам. Ты же там, на посту, о нас говори, мол, всем довольны, спокойны. Иди.
Рыбин торопливо вышел из барака, Еремеев не обратил внимания на его задержку. Он сидел на нартах и покуривал. Увидев Рыбина, Еремеев сделал глубокую затяжку, бросил окурок на снег:
— Побежали!
Он торопился вернуться в Ново-Мариинск засветло. Рыбин сел на нарты, и тут что-то заставило его обернуться. Он увидел в дверях барака Баляева. Еремеев закричал на собак, и нарта двинулась. «Зачем, зачем, я ему все рассказал?» — с запоздалым раскаянием корил себя Рыбин. Теперь он в руках Баляева, и тот может его выдать или же заставит что-нибудь сделать ужасное. Рыбин судорожно глотнул слюну. Он едва сдерживал слезы.
Но как ни погонял Еремеев собак, они приехали на пост уже в темноте Еремеев остановил упряжку, у дверей дома Тренева. Окна были освещены. Рыбин с бьющимся сердцем вошел в дом. Едва он переступил порог, как услышал недовольный голос Пчелинцева:
— Наконец-то соизволил явиться!
— Наш председатель! — насмешливо сказал Струков. Он был чуть навеселе. — А мы кто? Его подчиненные, Ха-ха-ха!..
Струкова никто не поддержал. Бирич сухо сказал:
— Начнем.
Рыбин пристроился в углу, в тени. Отсюда ему, всех было хорошо видно.
Кроме членов Совета в комнате находились Рули и Стайн. Тренев сидел на своем обычном месте, в дверях, ведущих во вторую комнату, Бирич устроился у стола около лампы.
После гибели Трифона старый коммерсант заметно изменился. Он стал более замкнут, скуп на слова. В тот день, когда Павел Георгиевич узнал о смерти сына, он поклялся отомстить за него — уничтожить всех большевиков и тех, кто им сочувствует. Бирич больше не строил планов стать компаньоном Свенсона или хозяином этой земли. Теперь у Бирича было одно стремление — мстить. Он обратился к Соболькову, который сидел у двери:
— Рассказывай…
Соболькова никто не перебивал. Когда он замолчал, Струков выкрикнул:
— Надо немедленно нагрянуть и всех в расход!
— Может быть, было бы иначе, если бы вы там побывали, — сказал Бирич Струкову и обернулся к Рули: — Как мы ответим на удар марковцев?
— Сейчас никак, — Рули ожидал, что его ответ вызовет удивление, и поэтому он спокойно отнесся к поднявшемуся шуму.
— Почему? — приподнялся с табуретки Бирич.
— Завтра они и нас перестреляют! — Пчелинцев передернул плечами.