Утренний всадник, кн. 2: Чаша Судеб
Шрифт:
– Отец Небесного Огня! – взволнованно повторил Велемог и снова стал ходить по горнице.
Но теперь это было радостное волнение, его слепили великолепные замыслы, обещающие прибавление славы и богатства, победу над самым злым врагом!
– Вот я с ним за город сожженный посчитаюсь! – бормотал князь на ходу, потряхивая в воздухе сжатым кулаком. – Двух зайцев одной шапкой!
В самом деле, едва ли ему когда-нибудь случится задумать и осуществить другой столь же многообещающий поход. Одним ударом разбить ненавистного Держимира прямичевского и получить княжну Даровану! Об этом можно кощуну складывать!
Назавтра в полдень над Славеном понеслись гулкие удары вечевого била. Два младших жреца из Сварожьего святилища колотили по очереди молотами в подвешенный на вечевой степени железный блин, шириной в три локтя, с выбитым знаком Небесного Огня. На звон била со всех сторон собирались жители Славена, купцы и ремесленники, кмети и бояре, даже смерды из ближних и дальних огнищ, оказавшиеся сегодня в стольном городе. Широкая вечевая площадь, по пятницам служившая местом больших торгов, быстро заполнялась народом. Городских старейшин пропускали вперед, и они устраивались на ступеньках вечевой степени.
– В чем дело-то, отцы? – кричали им из толпы посадские жители.
Но старейшины только разводили руками: о причине нежданного веча они знали не больше чем последний холоп.
– Князь собирает! – отвечали они, показывая навершиями посохов на ворота детинца. И опасливо добавляли:
– Не дай Свароже, война…
Князь приехал в сопровождении воеводы Кременя, что подтверждало опасения стариков. И плащ на нем был красный, что скорее указывало на войну, чем на мир. Народ затих, лишь тревожный гул разносился по огромной площади. Взойдя на вечевую степень, князь поднял руку. Передние ряды толпы затихли, а задние колыхались, все еще надеясь протолкаться поближе.
– Тяжкая обида нанесена нам, речевины! – начал князь. Его голос был полон праведного гнева, глаза сверкали, золотая гривна на груди и серебро на поясе и рукояти меча слепили глаза толпе. – Все знают, что волей Матери Макоши сын мой, княжич Светловой, обручен с дочерью князя смолятинческого, Скородума. Чтобы просить благословения у покровительницы своей, Великой Матери, княжна отправилась в святилище Макоши на реке Пряже. И там захватил ее дрёмический князь Держимир, волк в обличье человека, забывший заветы предков и богов. Скажите мне, добрые люди, потомки Сварога: можем ли мы оставить невесту моего сына в руках Держимира прямичевского? Или боги и предки велят нам поднять оружие за ее свободу и нашу честь?
Князь еще не закончил, когда по торжищу снова пополз гул; разливаясь широкой волной, он быстро заполнил всю площадь до самых краев, так что последние слова Велемога уже были плохо слышны. Новость оказалась слишком неожиданной, славенцы испытывали скорее изумление, чем негодование, но призыв князя не пропал даром. Больше полугода слыша разговоры о скорой свадьбе княжича, славенцы привыкли считать смолятическую княжну своей будущей княгиней. И вдруг оказывается, что она похищена Держимиром дрёмическим!
– Я сам поведу вас! – взволнованно продолжал князь Велемог, слыша в гуле толпы согласие со своими словами. – Держимир сейчас в полюдье, и с ним нет большого войска. И прежде чем он сумеет его
Широким взмахом руки Велемог указал на правую сторону площади, и край его красного плаща взметнулся, как язык пламени. В толпе возникло движение, поднялся шум: одни пробирались на правую сторону, другие – на левую, а третьи, еще не приняв решения, топтались на месте, стараясь дать дорогу другим.
Князь Велемог наблюдал за движением перед вечевой степенью, сложив руки на груди и сохраняя гордое и решительное выражение на лице. Вся его судьба зависела от того, пойдет ли за ним Славен. Если на правой стороне окажется меньшинство, то ему придется идти в поход только со своей ближней дружиной. Для полной победы этого недостаточно: тогда Велемог уравняется в силах с Держимиром, а за последним еще останется преимущество своей земли. Но и тогда князь Велемог не собирался отступать. Случай выдался слишком хорош, и он верил, что Небесный Кузнец Сварог поможет ему в задуманном.
Наконец толпа более-менее разобралась и успокоилась. Людей на правой стороне оказалось чуть больше, чем слева. Согласные идти в поход кричали, махали руками, обвиняли другую половину в трусости. Лоб Велемога разгладился: если вече согласилось с ним, то его воле придется подчиниться и несогласным. Поход состоится!
– Спасибо вам, речевины! – стараясь за гордостью спрятать ликование, воскликнул он. – У кого нет достойного оружия, тому я дам его! Наш поход будет как молния: один удар – и все трепещет! Еще до времени пахоты мы вернемся домой с добычей и славой!
Славенцы радостно кричали; кое-кто из тех, кто поначалу остался слева, стали перебегать направо, хотя сейчас это уже не имело значения.
Только один из городских старейшин, Извек, все вглядывался в толпу бояр и кметей, окружавших князя на вечевой степени, и щурил глаза, выискивая кого-то.
– Послушай, брате! – наконец толкнул он в бок кузнечного старосту Лихоту, без умолку кричавшего в приступе шальной удали. – Погляди-ка, здесь ли княжич Светловой?
– Чего тебе? – Кузнец обернулся, довольный победой князя: кузнецы стольного города всегда бывали рады испытать на деле мечи собственной работы. – Кого тебе надо? Княжича? Да Сварог его знает, где он!
И Лихота отвернулся, не слишком озабоченный отсутствием княжича. А старый Извек еще долго качал головой: ему показалось очень странным, что княжич не явился на вече, где речь шла о спасении его невесты.
В верховьях река Краена была неширока, но три коня в ряд проходили. По сторонам, на низких пологих берегах, даже для любопытной Смеяны не находилось ничего занятного. Под снегом не удавалось разглядеть, где кончается вода и начинается земля. На дрёмическом берегу изо льда торчали замерзший ивняк и сухой ломкий камыш, со стороны рарогов тянулась пустая отмель, упиравшаяся в редкий березняк. Смеяна давно уже скучала и с нетерпением ожидала, когда же появится хоть какое-то жилье.