Утренний всадник, кн. 2: Чаша Судеб
Шрифт:
– Кметь из Воронца! – кричали оттуда. – К тебе, княже!
Через несколько мгновений перед Держимиром стоял гонец – средних лет русобородый кметь, забрызганный грязью по пояс.
– Я из Воронца! – подтвердил он то, что князь уже успел услышать. – Прислал меня воевода Наслав. А вести у нас худые. На твою землю, княже, вторгся ратью князь речевинский Велемог.
Сначала стало тихо, потом все в гриднице разом загомонили. Все ждали нападения рарогов, готовились к нему, но никому не приходило в голову ждать беды из-за Истира!
– Что? – вскрикнул Держимир и вскочил. Ему казалось, что он
– Не может быть! – звонко вскрикнула Смеяна, и это была именно та мысль, которая четко звучала в голове Держимира.
Сосредоточив все мысли на рарогах, он давно забыл о том, что у него нелады с Велемогом славенским, и даже о самом его существовании. Заботы из-за спорной невесты Дарованы, из-за сожженного города давно улетучились из его памяти. Видит Перун Праведный, сам Держимир не давал повода для возобновления старой вражды!
Но едва ли чье-нибудь изумление в гриднице много повидавшего, боевого города Ратенца могло сравниться с изумлением Смеяны. Как и все, она ждала бед от рарогов. Но не только неожиданность известия не давала ей в него поверить. Ведь речевины были ее родным племенем, она никак не могла считать их врагами!
– Их ведет сам князь Велемог, – продолжал тем временем гонец. – Они переплыли Истир сразу, как только сошел лед. Они пытались взять Краенец, но он держится, как говорят, до сих пор. Тогда они пошли дальше, а под ним оставили несколько сотен войска. Они захватили два городка и разграбили всю твою дань, княже. Воевода Наслав послал меня сказать тебе, что он будет держаться сколько сможет.
В этот вечер князь и его ближняя дружина пошли на покой поздно. В городки на Краене и в Междуречный лес были отправлены гонцы с приказом скорее присылать собранные полки. Жителей по берегам Краены и Ратицы оповестили, и уже утром к воротам съехались волокуши, нагруженные домашним добром. Ревели коровы, блеяли овцы, толпились мужчины, женщины с детьми, старухи с курами под мышкой. Старейшины кланялись князю и просили принять их с родовичами в город. А уж они с сыновьями не заробеют и пойдут против речевинов. Почти у всех мужчин имелись охотничьи луки, копья, топоры, доспехи с нашитыми на толстую кожу железными пластинами. Поскольку в этих местах опасность войны существовала почти всегда, то и простой доспех заводил себе каждый взрослеющий парень. Иные мужики с гордостью вытаскивали покрытые ржавым налетом шлемы, взятые в качестве добычи еще в ту, прошлую войну.
Весь следующий день прошел в заботах. Излишней суеты не наблюдалось, но Смеяна не находила себе места от тревоги. Даже в тот далекий вечер, когда на огнище Ольховиков явились кмети Держимира, ей было скорее весело, чем страшно. Теперь все изменилось: видя, с каким испугом жители окрестных огнищ стремятся за стены городка, с какой решимостью мужчины просят князя вести их на защиту земли от «кровопийцы Велемога», она ужасалась, всем существом чувствуя: это – война, кровавый пир Морены, пляска Мары и Морока. Не верилось, что ее несут речевины, среди которых Смеяна родилась и выросла. «Это Велемог – кровопийца! – возмущалась она. – А речевины – нет!» Но доказать она никому ничего не могла и не раз замечала косые взгляды дрёмичей, вызванные ее речевинским
Она не сомневалась, что Светловой решительно против этой войны. Как не сомневалась и в том, что грозный отец к его мнению не прислушивается.
Священный сокол, словно заразившись общим настроением, тоже беспокоился. Когда Смеяна входила в гридницу, он срывался со спинки княжеского престола, к которой был прикован, хлопал крыльями и все норовил сесть к ней на плечо. Смеяна так и не смогла выучиться держать ловчую птицу и только отмахивалась; но сокол не унимался и стремился к ней. Она перестала подходить к нему близко, а кмети видели в беспокойстве сокола верный знак того, что война будет долгой и трудной.
Держимир, Баян, Дозор и все остальные были заняты подготовкой к походу, а Смеяне не находилось никакого дела, которое могло бы хоть немного отвлечь ее от беспокойства.
– Погоди, душа моя, не до разговоров! – ласково, но решительно отстранял ее даже Баян, не имея времени отвечать на детские вопросы вроде «а что теперь будет?». – Вот проводим твоих дорогих соплеменников назад за Истир, тогда и потолкуем.
«Вечно им всем некогда!» – обиженно ворчала Смеяна, вспоминая ведуна Творяна, который вот так же, бывало, отговаривался недосугом и не хотел отвечать ей. Где же ей найти такого, кто все ей объяснит? А спроси – опять к Макоши пошлют.
Во всех заботах последних месяцев Смеяна почти забыла о первоначальной цели своего путешествия, о священной Чаше Судеб. Какая тут чаша, когда сама судьба ломится в дверь!
Но под вечер второго дня Смеяна вспомнила еще кое о чем. К ее поясу была крепко пришита серебряная бляшка с волнистым Велесовым узором. Сообразив, что такое смутное вертится в мыслях и почему пальцы все время ощупывают бляшку, Смеяна сначала сама ее испугалась. Как это так – позвать Серебряного Волка и попросить у него помощи? Захочет ли он ей помогать? Сможет ли? Ведь и его возможности, хоть он сын Велеса и Князь Волков, тоже не беспредельны. А как его позвать?
Еще ничего не решив, Смеяна осторожно отпорола бляшку от ремня и зажала в кулаке.
– Что там, душенька? – окликнула ее молодая боярыня, невестка ратенецкого воеводы, у которой Смеяна жила. – Оторвалось чего? Скажи девкам, пришьют. Или дай я сама.
Боярыня уже знала, что Смеяна не дружит с иголкой и ниткой.
– Нет, ничего! – отмахнулась Смеяна.
Здесь, пожалуй, ничего не выйдет. Вопреки предсказанию самого Огнеяра, Смеяна понятия не имела, каким образом эта бляшка поможет ему услышать ее зов. Но она не отчаивалась, веря, что ей поможет тот непонятный внутренний голос, помогавший уже не раз. Нужно только сосредоточиться. Забраться в тихое место, где никто не помешает. Куда?
«А куда обычно ходят гадать? – вдруг осенило ее. – Да в баню!» Как наяву ей представились зимние вечера, когда она вместе с сестрами бегала к бане слушать баенного, а самые смелые даже просовывали руку в узкое окошко, чтобы по прикосновению руки банного хозяина узнать, хороша ли окажется жизнь в замужестве. Вспомнился сдавленный смех, повизгивания, ойканья, шепот, как живые зазвучали голоса Верёны, Веснянки, Ласки, Топотушки, Синички… И они гнали ее прочь, потому что от блеска ее желтых глаз становилось еще страшнее.