Утренний всадник, кн. 2: Чаша Судеб
Шрифт:
Голос Божары заполнил все пространство, и каждое слово было – творенье: всем виделись густые дремучие боры, где рыжие стволы могучих сосен возносятся головами к небесам, сыроватые сумрачные ельники,
Божара опустила глаза к чаше, и под ее взглядом вода начала кипеть. Макошь услышала ее. Волхва медленно опустила руку в воду и подняла что-то со дна. Исполненные священного трепета женщины увидели в ее руке мокрый гребень с острыми частыми зубьями, попеременно железными, медными и серебряными. Спинка гребня была деревянной, на ее концах сидели две медвежьи головы.
Вода в чаше успокоилась. Дарована широко открытыми глазами смотрела на гребень. Ее восхищала сила волхвы, умеющей взять чудо из рук самой богини. Ох, как же ей хотелось когда-нибудь научиться этому!
На ранней заре, когда лишь проблески розового света в небе говорили о близости нового дня, Росава разбудила Даровану. Восемь чародеек с девятой Божарой – как Макошь с восемью дочерями, Небесными Пряхами, – вышли из ворот святилища и поднялись на холм. Внизу лежала широкая долина, занятая лугами, где летом паслось стадо Великой Матери, кое-где темнели легкие березовые рощицы. Здесь уже не осталось снега, долина дышала оттаявшей темной землей. От первых проблесков весеннего тепла и до последних вздохов осени Макошина долина радовала человеческий глаз густотою трав, свежестью и обилием листвы, пестротой цветов, сладостью ягод; из каждого корня здесь вырастало вдвое больше стеблей, на каждом стебле распускалось вдвое больше цветов. Благословение богини освящало эти места, и страшно было подумать, что станет, если Чаша Судеб, а с ней и благословение Великой Матери, покинет этот край.
Поклонившись на все четыре стороны, женщины встали лицом к северу – оттуда приближалась опасность. Изредка бросая робкий взгляд на строгое, сосредоточенное и полное вдохновенной силы лицо старшей волхвы, Дарована видела в ней саму Макошь, чему помогал и торжественный, нарочно ради важного случая надетый священный убор с двумя широкими коровьими рогами.
Встав на вершине холма, Божара долго в молчании вглядывалась в край небосвода. И вот она что-то увидела. Протянув руки вперед и вверх, обращаясь разом к небу и к земле, Божара медленно затянула заклинание, растворяясь духом во влажной свежести холодного утра:
Исполнена земля еси дивности! Встала я рано, утренней зарей, Умывалась ключевой водой, Утиралась густым облаком; Вышла я во чисто поле, Во широкое раздолье, Говорю я слово Матери Макоши: Сырые леса шатаются, Мхи да болота колебаются, Лесные звери разбегаются! Дала мне Мать Макошь частый гребень, А в гребне том три прута: Прут железный, прут медный, прут серебряный! И кину, и брошу я частый гребень Во чисто поле, во широкое раздолье: Стань, лес дремучий, от земли до неба, Протянитесь,Вслед за этими словами Божара выхватила из-за пазухи гребень, данный Макошью, широко размахнулась и бросила его с холма в долину.
Сильный порыв ветра обмахнул холм невидимым крылом; земля содрогнулась, в рассветных небесах мелькнул яркий золотисто-розовый свет. У густого облака с рогами вроде коровьих появилась ало-золотая каемка, и из него, как казалось с далекой земли, пошел дождь. Прозрачная живая дымка заструилась вниз и собралась между землей и небом в еще одно облако, но уже серо-голубоватое.
В этом облаке проступило видение густого леса: тянулись рыжие сосны, качались на ветру еловые лапы, дрожали ветви пугливой осины, качались копны тонких и черных березовых ветвей. Сначала все казалось серым, как в густых сумерках, но с каждым мгновением облако светлело, как будто там был иной мир со своим порядком света и тьмы. Видение наливалось жизнью, краски сгущались, и вместе с тем оно оседало на землю, словно погружалось, вместе с цветом наливаясь тяжестью. Несколько мгновений – и там, где только что лежали широкие пустые пространства, теперь стоял густой лес. Ветви подлеска плотно сплетались, среди мелкой ольхи зеленели крошечные елочки, утопающие в снегу, возле опушки из обтаявших сугробов торчали сухие стойкие былинки, приносящие в новую весну память о прошлой осени.
Дарована моргнула, вздохнула глубоко, стараясь прийти в себя и сообразить, где она и что она. Весь мир вокруг так изменился, что казалось, не дивный лес спущен к ним по воле Матери Макоши, а сами они с этим холмом, и серой, напитанной водой ледяной дорожкой Пряжи, и с дымками ближних огнищ чуть поодаль – все вместе взяты в Надвечный Мир.
– Больше им нет сюда дороги! – шепнула ей на ухо Росава и крепко взяла княжну за локоть, опасаясь, что та не удержится на ногах. – Через этот лес никто не пройдет. Всякому, кто на это решится, придется помериться силой с Божарой.
Дарована молча кивнула. По ее мнению, на всем Истире не найдется человека, способного тягаться со старшей волхвой.
Вопреки убеждению князя Велемога, что сын его мало на что годен и хорошего правителя из него не выйдет, Светловой с воодушевлением согласился идти в поход на дрёмичей. Князь даже был этим недоволен, заподозрив, что сын передумал и захотел жениться на Дароване, которую объявили целью похода. Теперь женитьба сына не очень-то устраивала его: княгиню Жизнеславу они оставили в Славене по-прежнему больной, и он помнил, что вскоре сам, возможно, станет женихом.
Но Светловой очень редко вспоминал о Дароване. Казалось, у княжича имелась какая-то особая, своя собственная цель. И некоторые из ближайших его товарищей, такие как Миломир или Преждан, догадывались, что это за цель.
– А что я говорила тебе! – с ликованием воскликнула Звенила, впервые услышав от Светловоя, что отец затеял поход к дрёмическим рубежам, уже получил согласие веча и теперь зовет его с собой. – Я говорила! Враг твой не даль, а время! Время проходит, время приближает тебя к весне, и даль отступает перед тобой! Сама судьба ведет тебя! Князь прокладывает тебе дорогу! Думая связать, он освобождает тебя! Туда, к дрёмичам, к реке Пряже, лежит твоя дорога! Там найдешь ты Чашу Судеб, там найдешь ты средство вернуть мечту!