Утро без рассвета. Книга 1
Шрифт:
А вскоре поселенец утеплил большое помещение склада, и вместе со стариком принялся за новое дело. Сети были старые, в больших дырах, старик ловко штопал их, продевая в ячейки деревянный, маленький челнок.
— Учись, паря; этого, кроме меня, никто в селе не умеет делать. Умру — ты кого-то учить станешь. Нельзя, чтобы это умирало со мной. Меня в свое время отец учил, его — дед. Родовое это — наше ремесло. И род наш — рыбоеды. Все до единого. Нас море кормило. И без рыбы никто не может. Собачка и та юколу любит. Нерпа, песец — тоже рыбу едят. И человек. Тоже не сможет без рыбы. Всегда я ее ловил. И всех мужчин села обучил делу. Теперь они
Бабье это занятие, Аклов. Они сноровистее нас в таком деле, с нитками им куда как проще…
Не скажи. Наши женщины этому не обучены. Одно дело одежду шить. Другое — сети. Это не швы прошивать. Тут знания нужны. А их на берегу сидя, где возьмешь? Надо рыбку половить, — орудовал Аклов челноком так, что Костя едва успевал следить за его руками
А уж через пару дней и сам взялся за починку. Челнок медленно поворачивался в его руках, словно не хотел признавать нового хозяина Он падал из рук, колол их острыми рожками, падали нитки. Дыра в сети никак не сужалась.
Старик выжидательно наблюдал. Но не спешил на помощь. А у Кости уже ломило пальцы от усталости. С виду работа совсем легкая. А возьмешься — и падает все из рук. Не получается. Вместо ровных ячеек углы какие-то. В них кентов бы перевстречать, а не рюмку попить. Вон у старика как здорово получается. Залюбуешься. Точно нарисованные. А у него? Медуза вздыхает.
— Что, Костя? — смеется Аклов.
— Напутал я здесь.
— Не получается?
— Нет.
— Иди сюда, — позвал старик. И, глянув на поселенца строго, сказал:
— Смотри внимательно. Как если бы не на рыбу, — на волка, на худого человека эту сеть готовил. Она крепкой должна быть. Чтоб не сумел сбежать.
«Уж на Скальпа я из чугунных прутьев сеть бы сплел. Своими руками. Не вырвался бы гад ползучий. На ноже я поклялся и все-равно убью его. Поймаю — и «крышка», — думал Костя внимательно следя за руками старика.
Потом взялся сам. Медленно, но точно копируя каждое движение рук коряка. И челнок вначале неохотно, а потом все быстрее завертелся в его руках. Засновал.
«Для тебя, акула проклятая, плету. Все-равно не минуешь тымоих рук. Не выскользнешь. Разыщу. А там разговор коротким будет. Жизнь мне не мила покуда ты жив!»
— Молодец! Хорошо получается. Быстро понял. Не коряк, а голова крепкая, — похвалил Аклов работу Кости.
Чумаев ничего не ответил.
Тихо опустилась на село зима. В одну ночь выбелила Анапку пушистым снегом, заглянула в каждую щель. Порадовала всех величавой красою своей. А через неделю пургой разразилась. Грозною, черной. Загуляла по Анапке злою Нинвит [20] .
20
У коряков — богиня зла, ведьма.
Костя, выглянувший в окно, глазам не поверил. Ветер со свистом врывался в щели, гудел в трубе злым шаманом. Тащил по улице чье-то белье. Срывал трубы. Бил в стекла десятками вихрей.
Решил он попробовать выйти из дома. Но куда там! Лицо враз снегом залепило. Повернулся и— бегом назад. В дом — снежным комом ввалился. С час дыхание переводил. Какая работа? Перед окнами такие сугробы намело — целый день снег придется откидывать. «Занесет, как медведя в берлоге, — подумал поселенец. — И откопать некому будет. А впрочем,
Стук в дверь удивил. Медуза заторопился открыть. «Наверное Аклов заждался. Решил сам за ним прийти. Неловко. Старик, а сильнее меня», — снимая крючок думал он, и, открыв дверь, ахнул от удивления. Это была Уткэт.
— Сумасшедшая! — схватил он ее в охапку. Втащил в коридор. И, закрыв дверь, провел девушку в дом.
— Как ты дошла?
— Как видишь, — смеялась она.
— Зачем так рисковала?
— Что ты? Мы привычные! Пурга для нас, как для тебя — теплое море. Нас она не обижает.
— Слушай, но ты хоть меня не пугай.
— А чего боишься?
— За тебя. Ведь замерзнуть могла.
— И ты бы этого не пережил! — хохотала Уткэт.
— Во всяком случае приятного было бы мало, — сгладил он.
— Не объясняйся, — закрыла она ему рот рукой.
Он глупо улыбался, глядя на нее. Ведь вот ни одна не решилась бы на такое. А ей он позволяет делать и говорить все, что взбредет и голову. Он привязался к ней, привык и, не увидев ее хотя бы полдня, ходил как потерянный. Словно что-то не сделал, чего-то не хватало ему.
Ее появление, да еще в такую погоду было чудом, подаренным ому то ли судьбою, то ли самою пургой. Он не знал, кого из них он долженблагодарить за него.
— Я тебе поесть принесла. А то голодный останешься на всю пургу.
— И ты из-за этого шла? Стоило ль!
— Конечно! А то ты на юге будешь нас плохо вспоминать — выискивала она из сумки обжигающие кастрюли. Заставила его по есть . А потом они снова сели у печки.
— Получается теперь сети чинить? — спросила Уткэт.
— Получается .
— А клов учил тебя.
— Ра зв е он умеет?
— Не надо А кло в очень хороший человек. Он для Анапки — главный . Его и теперь в каждом доме любят. Все.
Они помолчали.
— А з а что любят его? — спросил Костя.
— Давно это было. В войну. Тогда наше село еще меньше, чем те перь . Жили в нем сильные люди. Из племени медведя. Они ол ене й разводили. Охотились. Но в тот год все мужчины ушли — на в о йн у. В селе старики, дети и женщины остались. Умели они пасти о л е н ей. Но мясо понадобилось фронту. И лишь совсем маленьких дет ей оставила себе Анапка. Пять больших табунов отдала она фронту. И тогда на охоту вышли женщины. Мишку били, зайца, куропатку. А зимой, когда медведи в берлоги легли — туго стало. Нечего было кушать. В те годы зимами пурга почти не прекращалась. И умирать стали люди. Вот тогда приехал к нам Аклов. Стал рыбу ловить, один для всех. Научил ее солить, вялить, коптить, приучил и кушать ее. Перестали люди умирать. А вернувшиеся с фронта научились помогать Аклову. Вот так и стали они рыбаками. Аклов с ними не только село спасал, еще и стране помогал: сдавал рыбу, икру. За это медаль имеет. А теперь он старик. Но для вернувшихся с войны он семьи сберег. А сам один остался, — вздохнула Уткэт.