Утро богов (Антология)
Шрифт:
«Хочу, во-первых, чтобы сию минуту зажегся свет. А во-вторых, хочу во что бы то ни стало духов «Ландыш».
В ту же минуту вошел проводник со свечкой на длинном шесте. Он зажег газ в круглом стеклянном фонаре…»
И тот же проводник протянул Ивану Степановичу флакон из-под духов с запахом ландышей. Кто-то забыл его.
Магия. Но в сферу ее включены только те явления, которые не нарушают законов природы. Арбуз в апреле отменяется! Отменяются или не так точно выполняются кое-какие другие желания героя.
Не все пожелания безобидны, но, однако, материализуются. Сцена на скачках, где Цвет делает ставку на лошадь Сатанеллу, убеждает в этом.
«Эта скачка была по своей неожиданности и нелепости единственной, какую только видели за всю свою жизнь поседелые на ипподроме знатоки и любители скакового спорта. Одного из двух общих фаворитов, негра Сципиона, лошадь сбросила на первом же повороте и при этом ударила ногой в голову. Несчастного полуживым унесли на носилках. Вслед за тем упал вместе с лошадью какой-то жокей в малиновом камзоле с зеленой лентой через плечо… Двое столкнулись друг с другом так жестоко, что не смогли продолжать скачку. У одного оказалась вывихнутой рука, а у другого сломалось ребро».
Сатанелла с жокеем Казум-Оглы выигрывает скачку. Желание исполнено. Деньги в кармане.
«Сколько еще несчастий причиню я всем вокруг себя. Что мне делать с собой? Кто научит меня?» — это мысли героя после скачек.
«Но о боге набожный Цвет почему-то в эту минуту не вспомнил» — это прямой ответ автора рассказа на «роковые» вопросы героя этого же рассказа.
«Цвет никому не хотел зла, но невольно причинял его на каждом шагу».
И еще одно горе терзало Цвета, сообщает Куприн. От него уплыло куда-то во тьму прошлое. Он не мог вспомнить его. И это его мучило. (Так и мы, современные люди, не можем вспомнить своего прошлого и даже не хотим этого сделать.)
А настоящее врывалось к разбогатевшему Цвету в кабинет всегда, когда он меньше всего этого желал. Его олицетворяет деловой секретарь. Вот соответствующая сцена:
«Немного времени спустя к нему вошел его личный секретарь, ставленник Тоффеля, низенький и плотный южанин, вертлявый, в черепаховом пенсне, стриженный так низко, что голова его казалась белым шаром с синими от бритья щеками, губами и подбородком. Он всем распоряжался, всеми понукал, был дерзок, высокомерен и шумлив и, в сущности, ничего не знал, не умел и не делал. Он хлопал Цвета по плечу, по животу и по спине и называл его «дорогой мой» и только на одного Тоффеля глядел всегда такими же жадными, просящими, преданными глазами, какими Тоффель глядел на Цвета. Иван Степанович знал о нем очень немногое, а именно, что этого молодого и глупого наглеца звали Борисом Марковичем, что он вел свое происхождение из Одессы и был по убеждению сосьяль-демократ, о чем докладывал на дню по сто раз».
Тоффелю нужно слово, отгаданное Цветом.
И Цвет простодушно дарит секрет. За это он удостаивается похвалы М. И. Тоффеля, овладевшего тайной звезды Соломона. Все исчезает как во сне: деньги, новые друзья и знакомые, великолепное общество, дорогие рестораны, приемы, которые устраивал Цвет. Он обретает душевный покой и прошлое, добровольно отрекшись от всего этого, как от мишуры.
Таков сюжет произведения Куприна.
Внимание привлекает магия. Ее писатель чувствует очень тонко. Чем обыденней явления, цепочка которых ведет к цели, тем большее мастерство достигнуто Необычное в обычном. Это и есть главный, пожалуй, закон.
Одно из немногих исключений — сцена испарения личного секретаря Цвета, надоевшего ему до чертиков.
«И вдруг от нестерпимого, сразу хлынувшего гнева вся комната стала красной в его глазах. — А вы… — прошептал он с ненавистью, — вы сейчас же, вот как стоите здесь, исчезнете! И навсегда!
Секретарь не двинулся с места, но начал быстро бледнеть, линять, обесцвечиваться, сделался прозрачным, потом от него остался только смутный контур, а через две секунды этот призрак на самом деле исчез в виде легкого пара, поднявшегося кверху и растаявшего в воздухе».
Испарив одного лишь секретаря, Цвет не освобождается от магического сна.
Это освобождение приходит позднее. Прерванная жизнь вступает в свои права. Возвращается прошлое.
Этот рассказ о магии и демонических силах Куприн написал в 1917 году. По-моему, он стал прологом к «Мастеру и Маргарите» Булгакова.
Магическая медицина?
В конце мая 1989 года Ванга сказала своей племяннице, что видит рядом с собой красивую женщину в белом. Эта племянница, Красимира Стоянова, написала позднее книгу, которая называется: «Ванга: исповедь слепой ясновидящей». Я читал книгу весной 1991 года. Цитирую воспоминание о женщине, одетой во все белое:
«Смотреть на нее приятно, так как лицо ее одухотворенное и светлое, а одежда сверкает серебром. Никто, кроме тети, конечно, не видел этой женщины. Когда видение исчезло, Ванга сказала со вздохом:
— Я никогда не видела столько красоты, соединившейся в одной человеческой фигуре. Даже когда была зрячей, не видела.
Когда служитель стал приглашать к Ванге посетителей, она разговаривала с ними удивительно умиротворенным, тихим и спокойным голосом. Есть, есть что-то в мире (или над миром), есть некое Божество, в любви к которому люди сумеют объединиться и прийти ко всеобщему согласию. Скорее бы…»
Знает ли Ванга, кого она видела? Некое божество, о котором говорится в книге, это Богоматерь. Ее белое с серебром платье мне хорошо известно по описанию Жанны. Несколько раз, закрыв глаза, думая о ней, я различал удивительную статную фигуру в светлом наряде. Четче проступала серебряная отделка головной накидки и рукавов — на мгновение возникала вся она.
Другой эпизод из той же книги был мне тоже знаком, хотя все произошло с другим человеком.
«Писатель Леонид Леонов, о котором я уже упоминала, посетив однажды Вангу, приехал и вторично. Он решил записать все сказанное ей на магнитофон, чтобы потом расшифровать, перевести на русский язык и спокойно читать. Он не очень рассчитывал на помощь переводчика и сопровождающих его лиц, так как из прошлого опыта знал, что они запомнят из сказанного немного.
Зайдя к Ванге, Леонов сам наладил магнитофон, включил его на запись и попросил присутствующих даже не подходить к аппарату, чтобы случайно не испортить что-нибудь или не выключить его.
Ванга с большим вдохновением рассказывала Леонову о важнейших событиях, происходящих в Советском Союзе, о том, что ожидает страну в будущем. Писатель был очень доволен, но уже в гостинице едва не получил инфаркт. Лента оказалась чистой. Ни одного слова, сказанного Вангой, магнитофон не записал. Рассчитывая на запись, мы тоже слушали не очень внимательно. Помнится, я спросила у Ванги, можно ли прийти еще раз, но она сказала, что не может повторить сказанного. Момент был упущен.