Утро новой эры
Шрифт:
Водитель, имевший опыт управления такими машинами, уверенно вел аппарат в двух километрах от места, где произошел наземный взрыв. Там, где до сих пор стояли воды Обского моря, ставшего гигантским болотом.
Иногда они в течение долгих минут плыли, не чувствуя под собой почвы. Один раз почти полчаса двигались по зыбкому грунту, колышущемуся как кисель. Это, наверное, была бывшая парковая зона, где не могло быть асфальта и обломков зданий, придававших почве определенную твердость. Можно было подождать до конца октября, когда схватятся дороги, но вездеходам-амфибиям было все равно, так же,
Боевая машина пехоты сопровождала вездеходы по худо-бедно населенным пригородам, не оставила их и в самом городе.
Поисковики знали, что на окраинах Новосибирска долго цеплялись за жизнь несколько десятков тысяч семей, которые не ушли, даже когда город покинула последняя волна беженцев. Всего волн было три. Во время первой люди спасались от радиации и огня сразу после удара. Второй поток беженцев начал истекать к двадцатому дню, когда стало по-настоящему холодно и голодно. Главными направлениями эвакуации были юг и юго-запад – Бердское шоссе и трасса К-17р соответственно. После этого город обезлюдел процентов на девяноста пять. Третья волна началась, когда растаял снег, и пришли наводнения, болезни… и вернулась радиация.
Беженцы первой волны еще пыталась пользоваться транспортом, вторая и третья волны были почти исключительно пешими. Назад не вернулся никто, потому что возвращаться было некуда.
Антон видел пару раз тени, крадущиеся вдоль стен. Он гадал, кому было хуже – им или тем, кто ушел в лагеря беженцев.
Местные были неопасными и относительно мирными, если их не трогать. Еду эти бедняги добывали, роясь в развалинах, да шерстя по покинутым квартирам и магазинам центральной части города. Но селиться предпочитали на порядочном удалении от центра по той прозаической причине, что там человек мог в любую минуту быть погребенным обвалившейся кровлей или оказаться замурованным в подвале обвалившимися лестничными маршами.
Правда теперь, год спустя, исчезли и они, поэтому встреч с людьми поисковики не ждали. Но на всякий случай подготовились.
Как только въехали на территорию Новосибирска, ощущение, что кто-то, затаившийся за пустыми окнами, провожает их взглядом, начало покалывать его. Но, оказывается, и к этому чувству можно привыкнуть, как к жужжанию мухи.
До войны Антон знал этот город вдоль и поперек, после нее прошел его дважды насквозь, минуя только эпицентр. В первый раз это было сразу после того, как центр разнесла крылатая ракета. Теперь он вернулся уже не как свободный бродяга-мародер, двигало им не сорочье желание притащить в нору что-нибудь блестящее. Теперь у него и его коллег была важная миссия.
Он посмотрел через лобовое стекло, которое одно нельзя было закрыть свинцовой заслонкой – в свете фар мимо проплывал безликий ландшафт. Когда-то этот был деловой район. Теперь и у них появилось здесь дело, не терпящее отлагательств. Огромные бизнес-центры и жилые дома по улицам Сакко и Ванцетти и Шевченко – до тридцати этажей и выше – было трудно распознать в уродливых утесах, поднимавшихся из грязевого моря. Угол они решили не срезать – слишком угрожающе выглядели эти холмы, под которыми были похоронены десятки тысяч людей.
Заблудиться
Вглядываясь в покрытое разводами стекло, Антон не увидел ни Коммунального, ни метромоста. Похоже, гикнулись.
Вскоре экспедиция достигла места, где улица переходила в Красный проспект – его он узнал только по ширине и еще потому, что здесь уходила на юг громада железнодорожного моста. Цел ли тот, отсюда было не разглядеть. Даль терялась в тумане.
Ничего похожего на машины на проспекте не было даже в тех местах, где грязь почти отступила. Должно быть, цветной металл расплавился и спекся в блины.
Они повернули на север. Где-то справа должна быть огромная коробка торгового центра «Гигас», но от нее не осталось и следа. Не было и автовокзала. Антон увидел, что справа проглядывают из-под грязи железнодорожные рельсы и остатки эстакады, и понял, что они на правильном пути. А впрочем, водителю и штурману виднее.
Академгородок, который они миновали по касательной час назад, не сильно изменился с тех пор, как они эвакуировались. Вода отхлынула и район навсегда застыл в посмертном оцепенении. Там сохранились улицы и дома, не было только людей. От тех не осталось даже тел, их или унесла вода, или скрыли наносы грязи, кое-где доходившие до окон первого этажа.
А вот в центре города все было по-другому. Вначале казалось, что они легко найдут нужную улицу, но по мере приближения к цели возникли трудности. Проблемой стало и определение номеров домов: краска слетела, таблички оплавились и стали нечитаемы. Здания-ориентиры либо рухнули, либо были изуродованы до неузнаваемости, а некапитальные постройки вроде остановок и торговых рядов сгорели дотла. Нужно было долго ломать голову и только потом догадаться, чем раньше была эта груда камней, и чей это памятник, оплавленный и похожий на языческого идола.
Понять, где они, можно было лишь сопоставляя картину прежнего города с тем, что представало перед их глазами теперь. Приходилось многое вспоминать. Время шло, и люди в кабине становились все мрачнее. Еще недавно бурно делившиеся эпизодами из прошлой жизни, они один за другим угрюмо замолкали. Поневоле в памяти воскрешались картины того города, который находился на этом месте всего год назад: вот здесь было кафе, здесь ресторан, а тут вроде бы торговали какими-то сувенирами. Каждый думал о чем-то своем.
Антон видел, с каким трудом его товарищи выбирают направление. Курс корректировал один из «областников», немолодой мужик с сизым носом в красных прожилках по фамилии Либерзон, сидевший между водителем и командиром. Звали его Иван Иванычем. Другой уцелевший из городского пункта управления сидел с краю, еще одно сиденье в кабине пустовало.
На коленях у проводника была подробная карта с пометками еще со времен спасательной операции. Красный круг радиусом в три километра соответствовал эпицентру первого, более мощного взрыва: там сгорело все, что могло и не могло гореть. Это была зона сплошных разрушений.