Утро после «Happy End»

Веденская Татьяна

– Дед Пихто. По личному вопросу.

– Секундочку, – кивнула я.

– И теперь ты ему включаешь музыку и ждешь ровно минуту.

– Ага. А потом возвращаюсь и говорю, что ты сейчас на совещании и предлагаю оставить информацию.

– Так. Я на совещании, если звонят когда?

– Если звонят до одиннадцати утра.

– А потом? – натаскивала меня, словно собаку, Динка.

Я с готовностью смотрела ей в рот и ждала, когда мне перепадет сахарок.

– С одиннадцати до часу ты в банке. Если после обеда, то в налоговой, а после трех «ее сегодня уже не будет, звоните завтра».

– Голос вежливый, но холодный, помнишь? – сощурилась Динка. – От того, насколько вежливо, но холодно ты будешь говорить, зависит моя жизнь!

– Без патетики,

пожалуйста, – повела плечиками я. – Вы забываете, что в моей прошлой жизни мне приходилось постоянно остужать пыл всяких недовольных отдыхающих. Льда и вежливости во мне будет столько, что и глухой поверит, что позвонил в Очень Серьезную Организацию.

– Вот и хорошо. Короче, соединишь со мной только по моей команде. Никак не раньше, чем он оставит телефон и попросит перезвонить.

– И ты перезвонишь? – с придыханием спросила я, потому что весь последний год при слове Петр Исмаилович Динка шипела ошпаренной кошкой и запрещала упоминать это дьявольское имя к ночи. В конце концов, ее главврач действительно поступил крайне спорно. Выдав Динке деньги под большущий процент, он не соизволил дать ей даже шанса остаться на плаву. Вышиб из нормальной жизни, ни на секунду не задумавшись, каково будет бухгалтеру ее уровня подпирать окошко петушковской сберкассы. Ведь не ребенок же он был, должен был понимать, что когда деньги берут под сорок процентов годовых, это рискованное вложение. В общем, как бы там ни было, а после того, как Петр Исмаилович в три счета вышиб Дудикову с места, которое единственное позволило бы ей рассчитаться с долгами, моральных обязательств перед ним она не чувствовала никаких. И до этого дня слышать о нем (и его деньгах) не желала.

– Я? Перезвоню? Я же дико занятой главный бухгалтер большого иностранного представительства! Пусть ловит меня, когда я буду на месте! – фыркнула Динка.

– А когда ты будешь на месте? – полюбопытствовала я.

– А никогда! – хищно усмехнулась она.

На следующее утро мы приступили. Динка целыми днями шлялась где-то по городу, вела возбужденным голосом какие-то странные переговоры, где каждая фраза была закодирована и понять, о чем идет речь, невозможно. А я сидела и вздрагивала каждый раз, когда звонил телефон. Меня пугала мысль, что настанет момент, и мне придется снять трубку, потому что с той стороны кто-то неизвестный наберет-таки добавочный номер, мой добавочный номер, и мне придется ответить. И тогда я окажусь по уши замешана в историю с шантажом. Именно так, «история с шантажом», можно было назвать схему, придуманную Динулей. А план ее был таков: у Динки имелся компромат на финансовые схемы, используемые Петром Исмаиловичем для получения отката с подведомственного ему учреждения. Любезнейший доктор умудрялся отщипывать себе весьма ощутимый кусок медицинского пирога, вверенного ему наивными (в меру) учредителями. В основном он отщипывал кусок противоцеллюлитного пирога, где крутились большие наличные деньги, которые не всегда принимались на банковский счет, хотя касса регулярно выдавала чеки героиням этого апельсино-корочного фронта. Наличка эта уплывала в направлении фирм навроде описанного выше «ЭКОЛАЗА» или «АКШЕЛА», которые самым необъяснимым образом оказывали консалтинговые услуги в области медицины, хотя никакого разрешения от Минздрава и прочих госдепов не имели. Далее по липовым основаниям денежка обналичивалась, делилась между сторонами – участниками межрегионального договора (бухгалтером, самим Петром Исмаиловичем и заместителем умалишенного гендиректора «АКШЕЛА») и превращалась в дома на Волоколамском шоссе (ибо Рублевка все же была много-много дороже), путешествия в Турцию и шубы для степенных жен. Бизнес по-русски, причем в самом его банальном варианте.

– И мне бы никогда в голову не пришло так с ним поступить, но он не оставляет мне выбора. Почему ему можно безнаказанно мухлевать, а я должна дохнуть с голоду только потому, что паевой фонд, который, кстати, и ему приносил приятные дивиденды, лопнул. И вообще. К черту совесть, мне нужна нормальная

работа.

– Но как ты потом остановишь эту цепную реакцию? Ведь если все вскроется, Петра Исмаиловича снимут, медцентр весь перетрясут с ног до головы, а тебя так никто и не восстановит в должности? – не понимала я поначалу.

– А ты не боись, – утешила меня Динка. – Прорвемся. Слава богу, еще есть на свете дружба.

– Дружба? Я-то тебе чем помогу? Кроме, естественно, этих телефонных игр.

– Слава богу, есть еще на свете дружба с налоговыми инспекторами. Которые в состоянии докрутить одну простую плановую проверку до немыслимых пределов. И проявить честность, достойную лучших.

– То есть? – Я была совершенно огорошена и ничего не понимала.

– То есть, когда приходят такого рода плановые проверки, все договариваются о суммах отката, который обычно составляет десять процентов от суммы претензий налогового инспектора. От того, чего он накопал. И потом все мирно расходятся. Но моя инспекторша только для меня и только в этот раз денег не возьмет. И будет упрямо говорить, что она честная, что у нее план и что вообще ей страшно брать деньги с нового бухгалтера. Вдруг ее хотят подставить?

– А она так скажет?

– Не сомневайся. У меня есть на нее рычажок, – задумчиво кивнула Динка.

После этого я передумала лезть в глубины Динкиного сознания и перестала расспрашивать о подробностях нашей акции. Я сильно подозревала, что все это незаконно и местами даже опасно. Но такова уж Динка Дудикова. Она никогда не ищет легких путей. Хотя иногда ищет. Когда несет деньги в паевой фонд, чтобы они подрастали сами собой. Но в остальном Динуля – кремень. И будет лучше, чтобы я потом знала как можно меньше. Меньше знаешь – лучше спишь.

– Ты что, боишься?

– Ага, – не стала таиться я.

– Ну, если ты не можешь, я справлюсь и сама, но…

– Я могу.

– Имей в виду, что я в долгу не останусь. Если все получится…

– Ни слова об этом, – деловито кивнула я. – Один за всех и все за одного.

– Да, Д’Артаньян. – И мы пожали друг другу руки в подъезде, что в ближайшие недели наш план не сорвется. Однако сначала ровным счетом ничего не происходило. Я гуляла с ребенком в обеденный перерыв (чтобы не оставлять телефон в рабочие часы), по вечерам включала еще один автоответчик, который просил перезвонить в будни с десяти до шести. Вот и все. В остальном моя жизнь ничем не отличалась от прежней. Только Динка носилась по городу, как сумасшедшая. Но вот однажды обычный звонок, на который я не отвечаю, вдруг помедлил, задумался да и перекинулся на второй аппарат. Я онемела и почувствовала легкий паралич. С трудом нашла глазами своего ребенка и убедилась в том, что он мирно играет и в данный момент, кажется, не планирует истошно орать. Тогда я страшным усилием воли заставила себя дойти до аппарата и подняла трубку.

– Приемная бухгалтерии, – срывающимся, кукарекающим голосом выдавила я.

– Дину Львовну можно? – спросил вежливый женский голос.

Я чуть было не ляпнула, что ее нет дома, но вовремя сосредоточилась и проблеяла:

– Кто ее спрашивает и по какому вопросу?

– Э… это с бывшей работы, она меня не знает… по вопросу бумаг… – неожиданно замямлила в ответ барышня. Я поняла, что передо мной (вернее, перед ухом) новый бухгалтер Динкиного медцентра.

У меня вдруг вспотели ладони. Я нажала кнопку музычки и стала считать до шестидесяти, лихорадочно вспоминая, по какой причине Динки нет в это время суток.

– Извините, но Дина Львовна сейчас в банке. Ей что-нибудь передать?

– Э… нет, спасибо. Я перезвоню.

– Хорошо, – с удовольствием кивнула я и повесила трубку.

Маленький Костик невозмутимо кусал игрушечный паровозик. Я улыбнулась и подтолкнула к нему еще и самолетик. Пусть играет. А когда взволнованная барышня перезвонила через пару часов, Дина Львовна (которая сидела напротив меня) уже отсутствовала. Барышне следовала «перезвонить завтра».

– Неужели, неужели, неужели, неужели… – как заведенная крутилась по комнате Дина.